запыхавшийся доктор, глянув на Маню, остановил стрелков:
– Не надо. Она и так, похоже, мертва.
Из-подо львицы вытащили бледного и трясущегося посетителя. Доктор быстро осмотрел его и удивился:
– Жив-здоров, счастливчик. Ни одной царапины.
– Но как, как она могла? – в свою очередь изумился директор зоопарка, заглядывая в бассейн, – такая высота и молодому льву не по силам…
– Вот и ей оказалось не по силам, – вздохнул доктор, – судя по всему, сердечко ее еще в воздухе отказало.
– Ма… Ма…, – зашевелил губами пострадавший.
Доктор ему понятливо кивнул:
– Да-да, ее звали Маня…
МАЭСТРО
Смычок нежно коснулся струны. Рожденный соитием звук робко оторвался от скрипки и как бы завис в тишине. Но лишь на мгновение. Лишь на мгновение он оставался один. Смычок ударил еще одну струну. Прошелся всем своим упругим телом по третьей. Потом быстро по двум сразу. И вновь по одной. И снова, и снова.
Звуки взмывали поодиночке и группами, кучками, толпой, строем. Плачем, стоном, мольбою. Они набирали мощь…
– Милый, тебя к телефону…
Он не сразу понял.
Да, это, конечно, не скрипка. Это жена. Из-за двери.
Он вышел из кабинета:
– Какого черта! Сколько раз тебе говорить. Когда я работаю, меня нет ни для кого…
Жена развела руками:
– Милый, я все помню, но это твоя мама…
Он кивнул и вздохнул:
– Хорошо, я поговорю…
Из трубки понеслось:
– Соседка посоветовала мне совсем другие таблетки. Ты же знаешь: старые мне не помогают. А она показала мне другие. А я сказала, что сначала спрошу тебя. Так вот, эти таблетки…
Он знал, что если мать не остановить, то она будет говорить бесконечно:
– Хорошо, мама. Если твой доктор не против, то пробуй на здоровье…
Да, я куплю, куплю… Да, сегодня же… Обязательно… Да-да, конечно… Все… Все-все, я работаю, мама… Целую…
Он повесил трубку. В квартире было тихо. Напуганная им жена затаилась где-то в комнатах. Вместе с еще, наверное, спящим сыном.
Так хотелось сказать что-нибудь такое. Но он, лишь беззвучно рубанув рукой воздух, просто вернулся в кабинет. Снова сел за стол.
Он смотрел на нотные листы. Сегодня не вписал в них еще ни единого знака. Он не успел зафиксировать на бумаге даже те немногие звуки, что родились с утра.
Погладил листы. Провел пальцем по нотным линейкам и откинулся в кресле. Зажмурил глаза и взял в руки воображаемую скрипку. (Против ежедневной и многочасовой игры «в живую» бунтовали соседи).
Смычок нежно коснулся струны. Рожденный соитием звук робко оторвался от скрипки и как бы завис в тишине…
– Бух-бух-бух, – раздалось с улицы.
– Черт, – подскочил он и бросился к окну.
Оно было плотно закрыто. Но это не могло спасти от громыхания мусороуборочной машины.
Он затянул окно двойными шторами. Однако, в уши по прежнему рвалось:
– Бух-бух-бух…
Пришлось дожидаться, пока машина