и старые Крымские горы превратились в силуэты, и стеклянное небо за ними светилось. Низко над горами шмыгали ласточки, крошечные, как молекулы. Птицы находились, конечно, не над горами, а гораздо ближе, до нас долетали ослабленные расстоянием их резкие, неприятные посвистывания, словно они вредничали.
Попытка поймать Наташину руку не увенчалась успехом. Прочтя мои мысли, она сделала сильный рывок и стала для меня недосягаемой. Я снова подплыл к ней, уровнял дыхание.
– По. Дожди. Те…
– Устали?
– Немно. Гоус. Тал…
– Плыть можете?
Я не ответил, и до самого берега хранил молчание.
Её одежда лежала за камнем, скрывавшим девушку по колено. Склонив коротко остриженную светловолосую голову, Наташа медленно вытирала полотенцем длинные ноги от щиколоток до края купальника. Смущенный великолепием незнакомки, князь в отчаянии громко восклицал:
– Старик, это же чудо! Нет, действительно, старик, – это же чудо!
– Охотно верю.
Поверх купальника Наташа накинула платье, как халат, застегнула одну за другой снизу-вверх все сто пуговичек, запихнула скомканное полотенце в резиновую сферу шапочки и, обращаясь к князю, сказала:
– Я ухожу. Счастливо оставаться.
– Мы вас проводим, – сказал я.
Неопределенное поднятие одного плеча.
– Тем более князь от вас без ума.
– Старик! – Он в панике уронил ружье, и оно музыкально ударилось своим полым алюминиевым телом о звонкую гальку.
– Кстати, познакомьтесь!
Торопливо подобрав ружье, князь приблизился к Наташе с готовностью, встревожившей меня, и они обменялись рукопожатием.
Я протянул руку:
– И со мной!
Она весело посмотрела на меня – её улыбка исключала какую бы то ни было между нами интимность – и слегка тряхнула мою руку своей крепкой рукой. Прикосновение длилось несколько секунд. Наши ладони уже было разъединились, но тут подушечки моих пальцев ощутили некоторую странность ногтя на ее безымянном пальце. Он был деформирован. Наташа сразу же мне стала ясна, то есть, по ладони и пальцам я реконструировал ее всю, и именно это знание, столь неожиданно и внезапно приобретенное, так надежно поддерживало меня в наших дальнейших отношениях.
Князь что-то заметил и от волнения снова уронил ружье.
– Что это? – спросил я, стараясь задержать ее руку, но мне это не удалось. Рука уже отлетела и спряталась за Наташиной спиной.
– Дверцей прищемила.
– Холодильника?
– Автомобиля.
Все это тоже дало импульс к реконструкции – не тела на сей раз, но судьбы, и, безусловно, я что-то очень важное увидел тогда в ее судьбе, и это тоже поддержало меня в дальнейшем.
Тем временем разворачивался разговор.
– Почему у вас такое прозвище – «князь»?
Вопрос был обращен к князю, но я не дал ему ответить.
– Это не прозвище, – сказал я.
– А что же тогда?
– Он