встать с постели. Его жена, статная и красивая горянка, потерявшая единственного сына, утонувшего на ее глазах под неокрепшим льдом студеного озера, переносила вторую трагедию в семье внешне спокойно, сама ходила за водкой в магазин, наливала мужу в любое время, когда он просил выпить, и говорила каждый раз только одно: «Закусывай, Сосо, поешь, а то сгоришь от спирта».
– Почему мне, обрусевшему грузину, больше русских надо? – спросил он Сергея. – Почему я один оказался? Почему не могу попасть к первому секретарю обкома? Почему, почему? Сто, тыща почему…
– Я не знаю, – честно сказал Сергей. Что мог ответить преподаватель пусть и элитной школы?
– А я знаю. Все куплено. Я даже расценки знаю, которые установили кооператоры на чиновников и партработников области. И как же стыдно, что так дешево продаются эти сволочи…
– Дядя Сосо, не трави свою душу, – сказал Сергей. – Потерпи. Я завтра вернусь в город, кое с кем встречусь из институтских друзей. Уверен, будет реакция…
– Ты помнишь, какой сегодня день? – вдруг спросил он Сергея. – День нашего знакомства… Смотрины были, помнишь, сынок! Я знал, что ты мне будешь за погибшего сына…
***
…Он застрелился ночью, из подарочного карабина, привязав спусковой крючок к дверце шкафа и ударив по ней ногой. Жакан, изготовленный на медведя, снес ему полголовы, замазав кровью и мозгами застеленную тонким льняным бельем кровать. На похороны дяди Сосо кроме рабочих и служащих комбината не пришёл ни один начальник. На берегу озера у него была простенькая щитовая дача с банькой и моторной лодкой. Все это хозяйство он оставил по собственноручно написанному завещанию Сергею. «А еще говорили, что беспробудно пьет, – думал Сергей. – Готовился к смерти, все дела подчистил, меня вызвал на похороны, расставил все точки… Словно специально выбрал день смотрин».
Захоронили его рядом с могилой сына, на берегу студёного северного озера, в той части кладбища, где стараются не хоронить поселковых. На строительстве ГОКа умерли сотни заключённых, холмики от их могил спускаются к самой воде. Небольшой гранитный памятник секретаря райкома будто примирил их, повёл это воинство на вечный покой…
Серёжа
На территорию дачного поселка Иван Сергеевич въехал беспрепятственно: охранник косил траву рядом с автостоянкой, ворота оставались открытыми. Здесь все располагало к тихой и размеренной жизни. В гамаке, натянутом не на заднем дворике, как это делают все, а у парадного входа в дом, возлежал бывший замминистра Леонов Михаил Иванович. Крепкий, высоченный старик лет восьмидесяти, с лысой головой, скуластый, с впалыми щеками, поскольку отказался носить вставные челюсти, с огромными руками то ли сталевара, то ли кочегара. Это сосед Ивана Сергеевича справа. Сосед слева – тоже пенсионер, правда, скандальный, осужденный по статье «за взятку», но реабилитированный, бывший «партийный хозяин» южных земель Теунов. Он открывает дверь своего дома