обморок, а он точно будет, если я вышвырну дядю Горация вон, помяните мое слово! Ставлю десять против одного, тогда она переселится в город, что мне совершенно ни к чему.
– Тут ты абсолютно прав! – подтвердил Проспер, на которого железная логика племянника произвела неизгладимое впечатление.
– Что же касается городского особняка, я еще не решил, что с ним делать, – продолжал Шерри. – Должен признаться, он совершенно не в моем вкусе, однако сегодня я отвезу туда Геро, чтобы она взглянула на него, и если ей захочется поселиться в нем, так тому и быть.
– Захочется, – цинично заметил Проспер. – Какая женщина откажется от возможности завладеть огромным старинным особняком, продуваемым всеми ветрами, да при том – в лучшей части города!
Как выяснилось, дядя виконта ошибался. Когда его светлость привез свою молодую супругу в увитый плющом особняк на Гросвенор-сквер, живости у нее изрядно поубавилось. Что было тому виной – то ли явное неодобрение смотрителя, водившего их из комнаты в комнату, то ли гнетущий эффект чехлов из голландского полотна, которыми было покрыто большинство стульев и диванов, – она затруднилась бы сказать сама, но атмосфера дома нагоняла на девушку тоску. Геро крепко вцепилась в руку Шерри, широко раскрытыми испуганными глазами глядя на мрачные полотна в громоздких позолоченных рамах, огромные зеркала, массивные люстры, драпировки и тяжелую мебель. Девушка чувствовала себя маленькой и беззащитной, будучи решительно не в состоянии представить, что она сама – хозяйка этой старомодной роскоши и великолепия.
На Шерри дом, разумеется, не произвел такого гнетущего впечатления, но он по собственному опыту знал: для содержания особняка необходима целая армия слуг, и подобная ответственность внушала виконту вполне естественный для молодого человека ужас. Более того, мебель представлялась ему потрясающе старомодной и безвкусной; Шерри терзался смутными сомнениями, что если он поддастся внутреннему порыву и выбросит всю обстановку на свалку, то тем самым породит бурю протестов, столь же бессмысленных, сколь и неприятных.
К тому времени как они с Геро осмотрели гостиные, спальни и, словно узники на эшафоте, направились в помещения для слуг, его светлость уже принял решение.
– Знаешь что, Котенок, – сказал он, – не думаю, будто тебе захочется жить здесь.
– Да, – с благодарностью отозвалась Геро. – Но я… я буду жить здесь, если ты этого хочешь, Шерри.
– Нет, не хочу, – сказал он. – Я сам терпеть не могу этот дом, и Ферди, безусловно, прав в отношении мебели. Если хочешь знать мое мнение, нам нужно что-нибудь поменьше. Когда-нибудь потом, когда ты станешь старше – я имею в виду, наберешься опыта и шика, – быть может, мы и переедем сюда, однако сейчас об этом можно не беспокоиться. Проклятье, здесь я чувствую себя, как в склепе! Все, едем отсюда!
Геро с готовностью последовала за супругом, и они вновь вышли на площадь. Когда он подсаживал ее в фаэтон, она поинтересовалась, останутся ли они в гостинице