Так, я думал о том, делая эти рисунки, что, если даже мы не выживем, кто-нибудь найдет нас, и обязательно, хоть в таком виде, но разведанная нами информация станет известна людям. И тогда…»
Эта нехитрая идея и оказалась ключом к его очередному всплеску, и он увидел… Нет, не увидел даже, а почувствовал, руками, ладонями, кожей, хотя и глазами тоже увидел, что на рисунках вокруг почти каждой из нарисованных фигур присутствует еще что-то. Какая-то аура, которую он выразил не четкими линиями, а специально как бы размытыми следами карандаша, хотя иногда определенно рисовал это и напрямую, почти как иконописец выводит вокруг головы святых нимб.
«Неужели же я даже тогда это видел? – удивился Ростик. – Ведь ничего почти не понимал, не мог бы даже словами описать, а вот оказывается – видел».
Он еще раз пересмотрел рисунки и понял, что он действительно нарисовал то, что видел, но почему-то эта особенность стала заметнее только после того, как его рисунки много лет рассматривал Ромка. И не он один, наверное. Что происходит с рисунками, вообще с изображением, когда их рассматривает множество людей в течение долгого времени?
Нет, решил Ростик, нужен конструктивный подход, какая-нибудь философия… И едва он это про себя решил, как почти сразу же понял – в его рисунках, которые он для экономии бумаги делал на одном листе чуть не поверх друг друга, все – Шир Гошоды и махри, бакумуры и пернатики, двары и даже викрамы – все чем-то разделены. И только люди, которые иногда были прорисованы весьма схематично, объединяют их.
То есть с точки зрения формальной композиции именно люди определяли единство того, что Рост изображал, иногда даже вовсе о том не думая. Но эта особенность прослеживалась, она была, иногда даже казалась немного навязчивой.
– Так, – Рост отложил рисунки и посмотрел на своих нежданных гостей. – Ты молодец, что принес эту папку.
– А что? – как бы невинно спросил Витек.
– Долго пояснять, – отозвался Ростик.
Но впервые за все последние дни отчетливо представил, что из него, кажется, потому и не мог получиться художник, что он рисовал что-то иное, не то, что видели глаза. А то, что он понимал о мире другим, не переводимым в изображение образом.
– Главное, – он снова осознал, что небрежничает, а ведь не терпел этого, и когда сам был в возрасте мальчишек, и теперь презирал в людях едва ли не больше, чем трусость. Да ведь это и было трусостью, только неосознаваемой, а потому как бы прощаемой… Если люди настолько недисциплинированны, что позволяют ее прощать. – Я понял главное. Что на острове по ту сторону нашего моря есть трава ихна. – Он подождал, пока ребята переключатся на новый оборот их разговора, и убежденно добавил: – Она там есть, нам нужно только ее выменять на что-то… Или отвоевать, если не будет другого выхода.
Часть 2
Новая земля
Глава 7
Ростик оглядел собравшихся почти с тоской. Все были ребята технической направленности – Казаринов, Поликарп, который отпустил бороду с усами, вероятно, из нежелания