Чёрный воробей. Валерий Ланин

потолок, на полу сталагмитами росли связки книг и журналов, посреди них гордо возвышался мольберт с подмалёвком «Хора», моей картины маслом, не прислоняться, размером два на два десять, – пройти по комнате можно было только с проводником, гости в недоумении не знали, куда поставить ногу, Саня Н. так и остановился у порога с поднятой ногой, за ним, согнувшись под тяжестью рюкзака, твёрдо стал незнакомец…

      Знакомьтесь, художник N, – сказал мой университетской юности друг, а теперь ещё и выпускник московского театрального института, режиссёр Александр Н, в пору с обоими знакомиться…

      Художника мы устроили в собранном раздвижном кресле возле запакованного наглухо на зиму балкона, поставили перед ним журнальный столик, Саня уселся на стопку журнала «Театральная жизнь», моя жена работает художником в ТЮЗе, уже хлопчет возле плиты. Я стою в кухонных дверях на подхвате…

      – Это кто пишет? – вполголоса спросил у Сани Н. художник N.

      – Я думаю, это Ланин… – негромко, но так, чтобы все слышали ответил Саня Н.

      Я кивнул. Фаина подаёт мне чайник с кипятком, я стою вполоборота, не замечаю… – «Лапа, ты о чём думаешь?», тихо спрашивает она. О Введении в систему Леонардо да Винчи Поля Валери, так же тихо отвечаю я ей, принимая чайник.

      Просидели до утра. За разговорами чуть не забыли отметить день рождения… – уже заполночь художник N вдруг поднялся с кресла, подобрав живот, торжественно выпрямился, упёрся бородой в грудь, произнёс: «Саня! Пошёл четвёртый час твоего дня рождения. Позволь по этому случаю достать из моего походного рюкзака неприкосновенный запас…»

      Да ладно… – несколько смутившись ответил Саня Н и скомандовал: Ланин, неси рюмки.

      С первым троллейбусом поехали на Пермь Вторую, сели на лысьвенскую электричку, в полдень в Чусовом пересадка на тепловоз, высаживаемся, снег скрипит, солнце слепит, рельсы звенят от мороза.

      Мы с Н. трусим впереди, Фаина с N приотстали. Художник вдруг остановился, показывает пальцем на воробья, шёпотом спрашивает: «Это что за птица?»

      Воробей, – отвечает Фаина.

      Перед ними по дорожке прыгает воробей, поворачиваясь боком, ждёт, не обронят ли ему семечко…

      А почему он чёрный? – спрашивает художник.

      В саже измазался. В печной трубе ночевал.

      Вокруг приземистая двухсотлетняя кирпичная и деревянная застройка, прохожих нет, выходной. На чусовском тепловозе доезжаем до Лысьвы, в морозных сумерках добираемся по тропинке между сугробами до усадьбы Niks’а, Саниного брата. Усадьба не огорожена, дом из красного кирпича под железной крышей смотрится магазином в отдалённом райцентре. Внутри не оштукатурено, прохладно, но нам с мороза тепло, развешиваем верхнюю одежду в прихожей, проходим, осматриваемся… Просторно, хорошо: стол, четыре стула вокруг, больше ничего не надо… На стене напротив русской печки висит мой летний этюд. Писал кирпичи, когда приезжал на помочь крутить ручку бетономешалки. Художник N. издалека глянул на живопись, подошёл, отвернулся, сказал, отходя: «Рамка не родная». У хозяина дома слух охотника, услышал, пояснил: «Вставил. Чтоб картон гвоздём не дырявить». Niks’ родной брат Сани Н., пятый по счёту. Галя, его жена, недавно переехала из Перми, устроилась воспитательницей в детском доме, рассказывает Фаине со слезой в голосе, какие страсти в этом учреждении. Неслышно входит Борис Иванович, старший брат, его дом из белого силикатного кирпича под шиферной крышей стоит рядом. Борис Иванович задумчив, недавно развёлся с женой. Галина с Фаиной выносят из кухни тарелки с капустой, Борис Иванович провожает их взглядом до стола. Гостей сегодня не ждали. Niks осенью даже огород не успел вспахать, постройка дома отняла всё время. «Принести вам картошки?» – спрашивает Борис Иванович и уходит. Пьём чай. Скоро сварится картошка, после картошки и солёной капусты с постным маслом разомлеем, спать захочется, предыдущую ночь не спали. Саня спрашивает: «Ланин, ты не прогуляешься с нами на Басеги?». Я решительно мотаю головой. Нет. Саня выходит за дверь, возвращается, художник N, что-то почувствовав, тревожно выпрямился:

      – Саня?..

      – Поезд уходит… Если хочешь, оставайся…

      N тяжко подымается со стула, ещё не решаясь, видимо, выйти из-за стола… Его мучитель уже из прихожей брату:

      – Николай, где вторая пара лыж?

      – В сенках, – отвечает, пряча улыбку, Niks.