его сердечностью и пониманием. Когда шёл дождь или Женя был простужен, она терпеливо учила его буквам, читала книжки, пела песенки. Её Женя жил буквально в коконе любви, жил настоящей жизнью, особенно здесь, в Давыдово, и его тяжёлые диагнозы уходили куда-то в тень… В этом была и важная доля участия Жениного папы, поддерживавшего маму своими звонками.
В комнатке слева одна семья сменила другую, и я поначалу не видел, кто там поселился. Слышал только возбуждённое громкое клокотание невнятных звуков подросткового голоса. Потом познакомился. Это был Алексей, Лёша, шестнадцати лет. Он почти не слышал и вместо речи мог издавать лишь набор звуков, так что на людях почти всё время молчал. Это не препятствовало ему в комнатке непрерывно выяснять отношения с мамой – громко и напряжённо. Выяснять было что, потому что вёл он себя бурно и неадекватно, устроить в комнате полный хаос было для него делом нескольких минут, и на маму он гневался по мельчайшему поводу. Кроме тяжёлой больной психики, он, на мой взгляд, был ещё и просто развинчен до предела, но дома Лёша живёт лишь с мамой и бабушкой, и подвинчивать его некому. Мама пыталась, но мешала та любовь к сыну, без которой невозможно было бы прожить эти шестнадцать лет и которая дала возможность ему вырасти энергичным, стремительным и по-своему счастливым. На соревнованиях «Весёлые старты», где в командах были перемешаны все дети и подростки, независимо от их «особости», я с удовольствием вручил Алексею грамоту «Самому быстрому».
В вагончике напротив нашего жил Владик, мальчик десяти лет, загадочный, как все глубокие аутисты. Его неукротимо влекло к воде, и мама разрешала ему залезать в любой безопасной водоём, разрешала играть жидкой грязью в лужах, прекрасно зная, какие стиральные последствия это означает для неё самой. И всё время то же самое невообразимое терпение, внимание и готовность помочь, поддержать, прийти на помощь в затруднении… на протяжении десяти лет. Приподнять автомобиль можно, а каково держать его, не давая упасть, – семь, десять или шестнадцать лет?..
Надо сказать ещё о героической маме Сони, которая шестнадцать лет свою маму «мужилит», есть в её особом мире такое слово, которое означает не только любовь и ласку, но и неслабые укусы. Соня мечтает говорить, но пока лишь пишет, да и то с чьей-нибудь поддержкой (чаще всего с маминой). Пишет замечательные стихи, сказки, афоризмы… если позволяет состояние. В это лето состояние было тяжёлым – для Сони, а значит тем более для мамы, на которой и общение с ней, и уход, и бесконечное терпение, и постоянное извлечение от того закукливания, к которому тяготеет аутизм. В Давыдово это легче, чем где бы то ни было, – и всё равно бесконечно трудно.
Надо сказать и о необычных родителях Гоши – колясочника с тяжёлыми последствиями детского церебрального паралича. Ему двадцать четыре года, он не может ни одним пальцем даже нажать на клавишу компьютера, но он весёлый и жизнерадостный