азразилась такая гроза, какой не было несколько последних лет. Темное небо, затянутое низкими черными тучами, прорезали всполохи молний. Гром гремел так пугающе, что даже дворовые собаки искали спасения от стихии под лестницами пабов и навесами невысоких жилых домов. Природа бушевала который час, затапливая холодным дождем булыжные мостовые.
Ливень все не прекращался. Людям только и оставалось, что молить бога о том, чтобы ущерб от насланного на них испытания был не слишком велик. А некоторые суеверные старики и старухи даже стали полагать, что настал конец света. Но, может быть, для кого-то этот вечер и являлся воплощением самых ужасных бед.
Сквозь бушующую стихию к выезду из города медленно продвигалась маленькая черная карета. Она увязала в грязи и почти утопала в мутных водах, размывавших сельские дороги. Судя по гербу, располагавшемуся на ее дверях, можно было предположить, что она принадлежит не бедному роду. Но обшарпанная облицовка и покосившиеся от долгой службы колеса говорили о том, что хозяину давно бы не помешало позаботиться о своем транспорте. Вот только возможностей на это у владельцев было недостаточно. Принадлежала карета коренному дворянскому роду Прутяну, увы, давно обедневшему. В нынешние времена семья состояла лишь из матери и дочери. Последняя и находилась сейчас внутри экипажа. Илинка зябко куталась в промокший плащ, вжимаясь в самый угол, дабы хоть немного отодвинуться от окна. Но ее все равно нещадно заливало холодным дождем. Весь подол белого платья был изрядно испачкан, но девушка была расстроена вовсе не этим. В ее темных, почти черных глазах было выражение тусклой отрешенности, а на пушистых, дугой изогнутых ресницах блестели капельки влаги. То был не дождь, а высыхающие слезы.
Ее тонкие губы были крепко сжаты, словно она пыталась совладать с собой. Девушка не была первой красавицей, но в ее внешности было нечто такое, отчего, увидев хоть раз, забыть Илинку уже было трудно. Длинные, черные, как вороново крыло, волосы контрастировали с ее белой, алебастровой кожей, гладкой, как самый тонкий шелк. Ей был двадцать один год. Она выросла в дворянской семье, обедневшей после смерти отца. Ее мать, Анка Прутяну, уповала на то, что благодаря удачному замужеству дочери их род смог бы вернуть себе былое процветание. Далеко идущие планы Анки почти осуществились. Этим вечером вершилась судьба ее Илинки, которая должна была стать женой человека, способного навсегда избавить их благородную семью от бедности.
Девушка не воодушевлялась уготованной ей судьбой, но перечить матери не могла. Хотя Илинка и являлась девушкой далеко не робкой, а скорее решительной, всегда имевшей свое мнение, но не смела пойти наперекор матери, ведь несчастная доамна1 Прутяну так свято лелеяла мечту о воскрешении их рода. Илинка не считала себя страдалицей, принесенной в жертву материнским надеждам, но еще не осознала всего происходившего с ней. Илинка росла избалованным ребенком, не знавшим отказа в любых капризах, получала надлежащее образование, и все предметы туалета были у нее по последней моде. Все изменилось со смертью отца, скончавшегося от чахотки пять лет назад. Без должного управления его ремесленное дело по изготовлению прекрасных багетов ручной работы быстро прогорело. Мать и дочь остались еле-еле сводить концы с концами. Известная некогда фамилия спасала их от нищеты, как и добрые люди, готовые оказать поддержку несчастным женщинам. Но, наконец, случилось то, что позволило доамне Анке Прутяну восхвалить бога за посланную надежду на спасение.
К ее драгоценной дочери посватался первый жених, на котором взволнованная мать и остановила свой выбор. Претендентом был богатый и властный мужчина. Годившийся Илинке в деды, господин Бужор Бырцой выразил вдове свое почтение и страстное желание стать законным супругом прекрасной девушки. Разумеется, весь Брашов знал о трагедии его семьи, случившейся много лет назад. Владелец большого замка немного, как говорили, сошел с ума. После гибели его жены и юного сына, Бужор, и без того весьма необщительный и замкнутый в себе человек, стал и вовсе нелюдим. Когда он отдал управление всеми делами поверенным и продал большую часть земель на другом конце города, то совсем перестал выходить из дома. При нем осталось немного слуг. Слухи ходили разные… Его стали побаиваться, обходить стороной владения, ведь слышали, что стареющий Бужор творит там совсем не объяснимые людскому уму вещи.
И когда однажды он возник на пороге дома Прутяну, Анка, совсем растерявшись, не сразу признала его. Осунувшийся, со впалыми щеками и заострившимся орлиным носом, глубоко посаженными, взирающими исподлобья тусклыми глазами, господин Бырцой мало напоминал того всесильного и властного мужчину, каким некогда являлся. Годов ему было за шестьдесят. Но так как в карманах его не убавилось золота, воля матери пала под натиском скупых комплиментов о том, что прекраснее ее дочери он не видывал домнишоары2. Сомнения Анки были недолгими. Она молила Господа простить ее скорое решение, так как оно было во благо их семьи. И, в конце концов, мать получила зарок, что будет находиться, как и дочь, на содержании у милостивого господина Бырцоя. Он обещал щедро покрыть все их долги, и доамна Прутяну дала согласие на его брак с Илинкой.