В общем, ежели ты носишь имя русского писателя, – у тебя должен быть один поплавок, одна стрелка компаса, одна путеводная нить – это любовь и верность к Родине. К корням своим, к Роду своему. К Руси, какая бы кровь не текла в жилах твоих.
– Это как же понимать? Дави всех, кроме нас, русских?
– А вот и нет! Твори свою литературу, но не за счёт кого то, как это делают все примитивные, эгоистичные люди. А вместе, но каждый свою. И по честному. И вовсе не обязательно давить друг друга по очереди. Да и надо ли далеко за примером ходить? Я – Русский писатель, а ведь в жилах моих течёт немало татарской крови. И что же? Кто-то меня давил? Унижал? Ограничивал? Давал квоты?
Ничуть не бывало! Жили все в одной дружной семье. Хоть и бесов, конечно, хватало!
– Ну и до чего же вы дожились?
Долгое молчание воцарилось на судне…
– А вот, и, получается, – услышал я, наконец, – правильно меня щёлкнули за Балаклаву! Надобно бы позвончее, может и дошло бы чего… Надо бы отправить в какую нито, резервацию, годика на два, глядишь, умишка бы и прибавилось! Глядишь, не стал бы я декаденствующих девиц выращивать, со сдвинутыми мозгами… Глядишь, и крови бы пролилось меньше. А может, и Россию спасли бы?
Как знать?
– Так что, Александр Иванович? Как же вас читать теперь прикажете?
– Как читать? – Вновь тишина воцарилась во мраке ночи… Лишь подобие музыки доносилось из глубины бухты. Да редкий всплеск воды. Да скрип снастей.
– А читай и думай. И сравнивай. Ведь прошло то, каких-то сто лет… Это ли не срок? Читай, и думай. Читай и сравнивай. Может будущее то и изменится к лучшему.
Чуть качнулась яхта. Или мне показалось? Но тихо стало вокруг. Только пожелтевшие странички ещё того, тогдашнего, с ятями томика Куприна, стоят перед моим взором. И медленно покачивается спаленка. Видно, катер прошёл пограничный. И вновь тишина, и вновь «Листригоны»:
«…Дни ещё теплы, и по-осеннему ласковы.
Но по ночам стоят холода, и земля гулко звенит под ногами. Последние курортные гости, потянулись в Севастополь со своими узлами, чемоданами, корзинами, баулами, золотушными детьми, и декадентскими девицами.
Как воспоминание о гостях, остались только виноградные шкурки, которые в видах своего драгоценного здоровья. разбросали больные повсюду – на набережной, и по узким улицам – в противном изобилии, да ёщё тот бумажный сор, в виде окурков, клочков писем и газет, что всегда остаётся после дачников…»
Да! Декадентские девицы! Видно не зря, чисто по интуиции, расположил Александр Иванович этих истеричек, вместе с мусором от винограда и окурками…
Дорого же обошлось нам ваше увлечение бесовщиной, дамочки! Нет бы, бросить все силы на главное предназначение женщины: вдохновлять мужчину на подвиги во имя отечества! На подъём экономики, на безопасность государства, элементарно – на чистоту и аккуратность! Наверное, уж за сто лет, была бы у нас швейцарская чистота и процветание. А воз и ныне там. Или это так сложно? Чем драть с людей драконовские налоги, не лучше ли ввести