что все они аршлохи. – Деда непросто было сбить с панталыку. Он потребовал сигару и продолжил, удивляя теперь уже парадоксами: – Человечество резко поглупело с тех пор, как научилось читать. – Дед заметил недоуменный взгляд внука и пояснил: – Один дурак написал, а другие уверовали в печатное слово и стали как попки повторять эту глупость. Как это – «либо хорошо, либо ничего?». А про Гитлера? А про Сталина? Тоже – хорошо?! Ни в коем случае! Следовательно, о мертвых нужно говорить «либо правду, либо ничего».
– Кстати, про Гитлера. – Дед на мгновение задумался. – До сих пор не пойму, как мне тогда удалось избежать виселицы. Ведь после покушения на фюрера репрессивная машина заработала с такой беспощадной производительностью, что до сих пор удивляюсь, как эти головорезы не обратили внимания на мою персону. Рядом, плечо к плечу, стоим с Клаусом на общем фото. Наши родители поддерживали приятельские отношения и раз в год ездили друг к другу в гости. Понимаешь ли ты, что это значило? Смертный приговор для меня. Вот что должно было это значить. Спас господь! А может, среди ищеек со свастикой на рукаве попался умный – такое бывает, – и он выяснил, что после детства наши пути разошлись. Не знаю. Так вот, если бы мой друг детства полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг, в прошлом офицер Баварского кавалерийского полка, снабдил бы портфель с адской машиной еще одним взрывателем и разнес бы бесноватого фюрера на куски, он считался бы избавителем человечества от дьявола или его записали бы в террористы? По всем существующим законам и юридическим нормам он, конечно же, террорист, но я бы лично за Клауса всю жизнь свечки ставил. Наша семья все потеряла из-за Адольфа. Все! Имение под Инстербургом, лучшие в Пруссии конюшни, а в конюшнях чистопородные тракены, – дед со вкусом втянул в себя дым, – но что я мог поделать, когда этот псих развязал войну? Как я мог избежать этой бойни, этой напасти? Как? Я офицер в четвертом поколении, принимал присягу. – Дед задумался, как будто хотел ретроспективно прокрутить варианты уклонения от военной службы в войсках Третьего рейха.
– Матильда, – негромко попросил дед, словно точно знал, что его слушают за дверью, – свари нам глювайн[11].
«Ну, все, – решил Михаэль, – сейчас предок закиснет от дымящегося пойла, скопытится, и вообще, разумно ли пить горячее вино в теплой комнате?»
Однако предок не закис и не скопытился. Наоборот, огненный глювайн согрел кровь, а возможно, даже включил память тела – напомнил организму то чудное состояние легкости, которое он испытывал в молодости, опрокидывая с друзьями стаканчик огненного напитка в рождественский морозец.
Дед явно протрезвел. Он включил кинокамеру, и на экране один за другим пошли кадры лошадей тракененской породы. Когда на экране появилась элегантная женщина на столь же элегантном вороном жеребце, дед остановил кадр.
– …Дампфросс и Пехмарин, дочь Темпельхютора, породили Пифагора. Его линия дала миру Пилигрима, а семя Пилигрима дало жизнь легендарному Пеплу. А эти идиоты… – В голосе деда слышался едкий сарказм. – Ненавижу, когда Инстербург