время перебежал за следующий ящик и залег там.
– Бен!.. Можно я буду звать вас Бен?
Гётц на мгновение высунул голову и тут же убрал ее, однако Гамильтон успел заметить, что очки генерала разбиты. Вот и преимущество: немец хуже видит. Ли приучил Гамильтона в любой ситуации сразу же взвешивать хорошие и плохие стороны.
– Да пожалуйста. Отчего бы не обращаться по имени к человеку, который собирается тебя убить, – сказал Гамильтон, отвернувшись, дабы не выдавать свою позицию.
– К чему спешить, Бен? Сначала выслушай, что я хочу предложить правительству Соединенных Штатов.
Хотелось ответить, но Гамильтон сдержался. Вместо этого он чуть привстал, положил пистолет-пулемет на ящик и затаился, ожидая, когда Гётц высунется в последний раз.
– Чудо, Бен. В этих ящиках скрывается чудо.
Гамильтон знал, что Гётц не будет больше рисковать и генерала придется выкуривать. Он прицелился туда, откуда, как ему казалось, должен был выскочить эсэсовец.
– Было ваше, стало наше, как говорится. Что бы вы там ни держали, генерал, вскоре мы об этом узнаем.
– Не спорю. Но, Бен, помимо ящиков, я предлагаю исследования, которые вот уже пять лет ведут лучшие умы Германии. Без них вам понадобятся годы, чтобы хотя бы наполовину приблизиться к пониманию того, что находится сейчас перед тобой. Повторяю: это чудо.
– Ну хорошо, я вам поверю. Пока. – Бен прицелился выше, откуда, по его мнению, шел голос. – Что же вы предлагаете и с чего вдруг нам должно быть это интересно?
– Все очень просто: знание, которое должно стать достоянием всего человечества и за которое любой, осмелюсь предположить, пойдет на убийство. Прошу тебя, Бен, минуту перемирия. Потом я поднимаю руки и сдаюсь.
Гамильтон задумался. Гётц был невысок ростом, полноват и едва ли стрелял в живого человека, если не считать беспомощных женщин и детей.
– Вот мое оружие. – Эсэсовец пустил по дощатому полу малокалиберный пистолет. – Все, Бен, я безоружен. Теперь я встану и покажу тебе то, о чем ты потом будешь рассказывать внукам.
С поднятыми руками Гётц вышел из-за ящика. В левой руке было пусто, в правой он держал большую сумку. Гамильтон тоже встал, но не сводил пистолет-пулемет с немца.
– Бросьте сумку, – сказал Бен, стараясь держаться как можно спокойнее.
Гётц медленно положил кожаную сумку на ящик, за которым прятался, а затем снова поднял руку над головой.
– Не мог бы и ты опустить оружие, мой юный друг?
– Мне спокойнее, когда ствол метит вам в лоб, герр генерал, – проговорил Бен, выходя из укрытия.
– Поскольку фюрер окончательно отошел от дел, я считаю, что пора сдаваться.
Гётц вышел на середину вагона и медленно опустил руки. Поезд качнуло на повороте, и Бену пришлось перенести вес на левую ногу. Однако, как заметил Гётц, прицел у юноши не сбился ни на дюйм.
– Увы, генерал, мои работодатели предпочитают не брать пленных. У нас другая система отчетности.
Глядя на Гамильтона,