вы будете жить на этих полях… поколение за поколением. Со своим богом, ненавидящим моего?
ЦАДОК. Враждебность будет длиться недолго. Твои люди скоро станут моими, признав единого бога. И мы будем жить в мире.
УРИЭЛЬ. Но тем временем ты отказываешься разрешать своим людям поклоняться Баалу и Астарте? Ты отказываешь им в праве жить среди нас?
ЦАДОК. Я отказываюсь поощрять мерзости.
УРИЭЛЬ. Ты осмеливаешься так называть Баала и Астарту…
ЦАДОК. Для твоего народа они настоящие боги. И он имеет право, как и в прошлом, поклоняться им. Но для моего народа эти обряды омерзительны.
УРИЭЛЬ. Это грубое слово.
ЦАДОК. Омерзительны.
Двое мужчин продолжали стоять на вершине в тени менгира Баала. Каждый из них отчаянно и тщетно пытался понять и принять логику другого собеседника. Между ними воцарился страх, ибо они поняли, как разительно отличаются друг от друга. А под ними простирались едва ли не самые лучшие земли в Ханаане и лежал один из самых благополучных городов. Конечно, при желании эти два мужественных и сильных человека могли превратить эти места в маленький рай на земле, и каждый из них понимал это. Цадок заговорил первым.
– Это очень богатые места, – тихо сказал он. – И ни одно дерево не приносит столько плодов, как твои.
– Твои люди очень трудолюбивы, – произнес Уриэль, полный желания уйти от опасной ситуации, в которой они только что очутились.
– Из всех земель, что мы видели, – продолжил Цадок, – эти самые лучшие. И мы надеемся, что тут будут жить многие поколения наших потомков.
Это был жест примирения, и Уриэль ответил на него классическими словами компромисса:
– Я уверен, мы сможем обо всем договориться между собой.
На первый взгляд он был прав. В начале своей истории и хананеи, и ибри поклонялись одному и тому же богу Элю, который воплощал собой незримое могущество, но с самого начала оба народа относились к нему по-разному. Хананеи постоянно сводили на нет его качества всеобщности. Будучи горожанами, они сделали Эля своей собственностью, и теперь он обитал в пределах городских стен; они превратили его в Баала, Астарту и множество богов поменьше. Похоже, они были полны решимости опустить его до своего собственного уровня, до уровня личного знакомства и поручить ему самые разные обязанности, чтобы его мощь иссякла. Ибри же, начав с поклонения тому же богу с теми же атрибутами, освободили его от слишком личностных черточек, положив начало процессу, в результате которого и появился незримый бесконечный бог с беспредельной мощью. И за годы, что ибри провели в пустыне, каждое его преображение лишь усиливало абстрактное могущество Эля. Они называли его Элохимом, воплощением всех богов, или Элионом, самым высочайшим, или же Эль-Шаддаем, всемогущим божеством.
Вскоре они окончательно отказались от имени Эль и вообще перестали называть бога по имени, оставив для него таинственное и непроизносимое сочетание звуков YHWH. Теперь он полностью преобразился. Но позднейшие поколения ибри отринули такое чрезмерное обожествление и снова вернули ему