ужасно неприятное.
Какое-то смутное чувство вдруг вкралось в ее душу, и оно громко говорило о том, что это может касаться их обоих.
– Что с тобой, мой храбрый джигит? – участливо спросила она, когда они оказались вдали от любопытных ушей. – Я заметила или мне оное только показалось, что тебя что-то гнетет?
– Тебе показалось, прекрасная Принцесса, – деланно засмеявшись, Ахмед отвел взгляд в сторону. – Нет у меня на сердце никакого горя.
– Твои глаза, – Суюм, укоряя, покачала головой, – говорят совсем про другое, мой храбрый джигит.
В одной книжке, привезенной из Рума – Константинополя, она прочитала, что глаза – это зеркало человеческой души. Правда, один мулла упорно уверял ее вовсе в обратном, мол, их очи предназначены, чтобы вводить в заблуждение своих врагов. Но она не поверила тогда. У честного, хорошо человека глаза никогда не врут…
– Глаза, – юноша попытался увести разговор в сторону, – как погода, ханум: иногда в нашей душе светит солнце, и тогда они смеются. Но случаются и облачные дни, и тогда они хмурятся.
– Но, – возразила она, не поддавшись на его уловку, – облака не приходят сами. Их приносит с собой ветер. И печаль тоже не приходит сама собой. Скажи, что ее принесло к тебе?
– Ветер… – не сразу ответил Ахмед. – Но он и унес ее…
Широко взмахнув рукой, юноша усмехнулся и поднял на нее глаза, которые улыбались, но за улыбкой скрывались скупые мужские слезы.
– Зачем ты меня обманываешь? – она посмотрела на него с укором. – Если не хочешь сказать мне всю правду, не говори.
– Суюм-джан…
Всем своим нутром она чувствовала, что джигит готов ей открыться, но что-то сдерживает его.
– Не надо, ничего не говори. Я ведь понимаю: кто я такая для тебя, чтобы ты стал поверять меня в свои тайны?
– Суюм-джан…
– Поверь мне, джигит, что я расспрашиваю тебя не из любопытства, а лишь потому, что всей душой желала бы помочь твоему горю.
– Я тебе верю, ханум. Но оное касается нас обоих. Я прослышал про то, что Махмед-бек собирается свататься к тебе…
Из девичьей груди вырвался невольный стон.
В ту минуту Суюм еще подумала, что ходят досужие слухи, не стала придавать им особого значения. Но Ахмед оказался прав. И он даже решился просить ее руки у брата. Значит, он любит ее. И нисколько не сомневается в ее ответном чувстве к себе. Но он не подозревал о той опасности, которая могла его поджидать. За подобную смелость он мог запросто лишиться своей головы…
– И что ты ему ответил? – она снова напустила на себя гордый и независимый вид. – Надеюсь, ты не наказал его за дерзость?
– Мне следовало бы его наказать, – эмир усмехнулся, – примерно, чтобы другим неповадно стало. Бросить его навечно в темницу или приказать отрубить ему голову. Но мне, дорогая Суюм, не хотелось бы причинить тебе боль. Я сказал ему, что твоя рука уже несвободна.
– Ты так и сказал? –