Место сердца. Юлия Милович-Шералиева

марки на уик-энд или бронирует билеты на поезд в Руан, Гавр и пр. В конце концов, собирается идти накануне на поздний сеанс кино со своей мамой, так что наутро планирует как следует отоспаться. И вдруг – Москва. В Париже. Пока он запланированно спал, деньги за бронь утекали с карты и агент подгонял машину к воротам его кондоминиума.

      Как это так? Дело не в том, какой негодяй парижанин или как неразумна москвичка. Дело в этой выемке понимания, почему один поступает так, а другой иначе. Если парижанин не запланирует выходные для отдыха, а рабочие дни для работы, работу он потеряет. Ему нечем будет выплатить кредит за дом, его выселят в рабочий пригород, где алжирский сосед подсадит его на травку. И если алжирца, условно говоря, поймав, полиция депортирует, то парижанин останется на Родине, но за решеткой. И все из-за какой-то полоумной москвички!

      Европеец всегда будет таким. Ну, или еще поколений десять. Потому что пока жива его система ценностей, выстраиваемая Европой веками, будет жив его европейский характер. С неистребимостью важности частной жизни и частной собственности. С четким регламентом в области быта, работы и развлечений. Если вы позовете его в кино в середине недели или рабочего дня, он сойдет с ума. (Впрочем, и тут все останется под контролем – система здравоохранения поставит его на учет и возьмет на лечение в клинику на пару недель). А пока все его собственное безумие заканчивается разноцветными отдельными пальчиками на носках. Веселой травкой стоящей прически. Нарочито небрежно повязанным шарфиком. Вы не думайте – с шарфом это он специально. Шарф стоимостью в пару сотен просто не может быть по-настоящему небрежно наброшен.