купчиха приняла яд, ненадолго обогатив сына-кутилу, неумолимый судья неудачно поскользнулся на лестнице, а свирепый капитан китобоев сошел с ума от белой горячки и преставился в лечебнице для душевнобольных. Ещё один адрес оказался знаком Вайсу и тоже отмечен смертью. Там на прошлое Рождество отправился в мир иной живописец Риоль, меценат и благотворитель, основавший школу искусств, в которой бедные дети обучались бесплатно. Два года назад доктора постановили «рак», он сильно мучился, лечение не помогало. Но в последние месяцы болезнь ослабила когти, боли ушли и страдания отступили. Риоль смог закончить последнее полотно – «Рассвет в Каперне». И умер во сне на руках у любимой натурщицы.
Пуля, которой застрелили китайца, не отличалась ничем особым – фабричный патрон 7,5 мм. Прострелено легкое, повреждена артерия, причина смерти – фатальное кровотечение. Сам Сяо-Лун за двенадцать лет жизни в Покете ни в чем не засветился. Он приехал в город вдвоем с маленькой дочерью, приобрел за наличные лавку, через полгода открылся – и ничего. Ни краж, ни жалоб, ни ссор с соседями. Хотя стоп… два месяца назад старику повредили витрину. Знаменитая певица Жизель, стареющая примадонна местного театра, кидала камни в стекло, плакала и бранилась, если верить отчету джимми. Незадолго до этого дама отметила свой бенефис в компании первых лиц города, поэтому дело ограничилось грозным внушением, но чем ей не угодил китаец? О, как!!! Адрес театра, где подвизалась Жизель, значился в списке книжки, одним из последних… Завтра, все завтра. Позевывая, Элиас приказал вызвать мобиль.
Синяя темнота окутала Покет. Яркий снег отсверкивал в лучах фонарей, редкие прохожие кутались в шубы, прятали лица в меховые воротники. Окна мобиля моментально заиндевели. Уже на подъезде к дому, Элиас вспомнил, что пообещал навестить Юэ, и приказал шоферу развернуться. Витрина лавки, конечно же, не светилась, но внутренность за прошедшие часы изменилась до неузнаваемости. Исчезли осколки, обрывки, мусор, воздушный змей горделиво покачивал синими лентами. Сама девушка переоделась в кимоно с мельницами, уложила волосы и набелила лицо, чтобы скрыть следы слез. Она держалась с робким достоинством, но Элиас чувствовал – ей страшно оставаться одной в пахнущей смертью лавке. Колебание было минутным.
– Госпожа Юэ, согласились бы вы побыть моей гостьей? Не подумайте скверного, для вас есть отдельная комната, я приглашу служанку. Вам предстоят нелегкие дни, молодой девушке тяжело пережить их в одиночестве.
Молчание. Взгляд из-под черненых ресниц.
– Я тревожусь, госпожа. Кто о вас позаботится, подаст еду, вызовет доктора, распорядится о похоронах? Мы возьмем с собой все, что вам нужно. И птицу, чтобы вы не скучали. Желтую канарейку. У меня дома целая стайка живых канареек, уверен, они вам понравятся. Прошу вас!
Кивок. Детский жест ладоней – так изображают птицу в театре теней. Несколько легких минут на сборы. Небольшой саквояж с одеждой – похоже отец бедняжку не баловал. Пачка бумаги,