от несправедливой обиды, и от боли, и от пережитого страха.
– Не плачь, – эльф обнял меня и принялся гладить по спине. – Вспоминай, что ты ему сказала? Постарайся повторить слово в слово, хорошо?
– Хорошо, – всхлипнула я и стащила парик.
Жорик уселся на пол, посадил меня к себе на колени и принялся перебирать мои волосы.
Мы находились в каком-то подвале на это указывали маленькие окошки под потолком, из которых видны были сапоги и туфли прохожих. И вот одни сапоги, мягкие, дорогие замшевые сапоги зло пнули какой-то камушек.
– Сбежала, чертовка! – рыкнул хозяин этих самых сапог, а я спрятала лицо у эльфа на груди в надежде успокоиться, вдыхая сладкий запах его духов.
«А духи-то как у Джесс», – вдруг узнала я и недоуменно подняла бровь.
– Он ушел, – не понял причину моего удивления друг. – Вспомнила?
Я кивнула и начала цитировать свою такую неудачную шутку:
– Не будет тебе покоя, пока рыжая цыганка не встретит любовь, – силилась я вспомнить собственное пророчество.
– Ох, ничего себе, – замер эльф с поднятой над моей головой рукой.
– И не победишь ты врага, пока она не обретет магию, – добавила я, а Жорик больно дернул меня за волосы.
– И все? – уточнил он.
– Там еще что-то про найти утраченное было, – тяжело вздохнула я, а эльф захохотал мне прямо в макушку.
– Все не так и страшно.
Я подняла на него заплаканные глаза, и он продолжил, отсмеявшись:
– Искать тебя затем, чтобы ты сняла проклятие, не будут. – Я заинтересованно прислушалась. – Потому что необратимые проклятия, как известно, не снимаются.
Значит, не показалось… Необратимое проклятие, за наложение которого в Итарии положена смертная казнь.
Сглотнула.
– Тебя будут искать только с одной единственной целью – чтобы казнить, – объяснил он мне.
– Ты такой милый, – утерла я красный нос, – знаешь, как подбодрить друга в беде.
Жорик расплылся в довольной улыбке.
– Вообще-то это был сарказм, – сообщила я и надела парик обратно.
На всякий случай.
– Сиди тихо, – эльф расправил мои накладные кудряшки, – я сейчас отойду…
Попыталась возмутиться, но он приставил указательный палец к моим губам и показал глазами на все те же рычащие башмаки. Дракон будто чувствовал, что жертва где-то рядом, и вернулся во двор. Наверное, это тот самый охотничий инстинкт, как у собаки.
Я замолкла на полуслове. Кажется, дышать перестала тоже. Так и сидела, не шевелясь, как статуя Великого. Правда, Великий, если и сидел, то в намного более приличной позе, так что сравнение было выбрано не вполне верное.
А может, и верное, он ведь совсем как я – пострадал ни за что.
– Так вот, о чем это я, – продолжил друг, а я от неожиданно громко прозвучавших слов подпрыгнула на месте и зажала ему рот двумя руками.
Жорик выпучил глаза и попытался отодрать мои ладони,