да и врач, она говорит, бестолковый, отвар ромашки от всего подряд прописывает, включая воспаление легких.
– Приму, – кивнула Марина. – Ольга Васильевна, надеюсь, ненадолго. После нее пусть зайдет.
На прием одного пациента отводилось двадцать минут. В сравнении с тем, что творилось в обычных поликлиниках, где минуты сократили до двенадцати – какой-нибудь старушке с палочкой только войти да выйти, – это был нормальный рабочий ритм. К тому же в сложных случаях никто не требовал выпроваживать больных побыстрее, можно было расспросить, разобраться и назначить лечение.
– Спасибо!
Аленка исчезла за дверью. Слышно было, как она разговаривает с Ольгой Васильевной, которую и в лор-кабинете тоже отлично знали.
Марина прописала старушке новые таблетки, и та ушла довольная, в особенности тем, что ей велено было через неделю прийти снова и сообщить о самочувствии.
У Алениной приятельницы в самом деле оказался бронхит, Марина расписала ей схему лечения, не с ромашкой, конечно, а с новым французским антибиотиком.
– Не беспокойтесь, он хорошо действует, точечно, – сказала она, отдавая рецепт. – Я сама принимала. Побочных эффектов практически не дает.
Про «сама принимала» Марина сказала не для пущей убедительности: бронхит у нее этим летом случился сильный, и французское лекарство оказалось просто спасительным.
– А я за себя вообще не волнуюсь. – Аленина подружка улыбнулась и сразу же зашлась кашлем. – Подумаешь, эффекты! Лишь бы помогло. Ребенка в школу отправляю, некогда болеть.
Начавшись размеренно, день и дальше катился ровно.
Пациенты сменяют друг друга, ничего серьезного, скоро приему конец, осталось двое, потом поедет на визиты, их сегодня тоже не много: конец лета, грипп еще не начался и хронические болезни не разыгрались…
Галя отпросилась пораньше – ей надо было проведать мать, которую вчера положили в больницу, – и Марина заканчивала прием одна. Старушка, вошедшая в кабинет последней, напоминала Ольгу Васильевну. То есть внешне, цветом глаз или формой носа, она не была на нее похожа, но по тому облаку-впечатлению, которое приносит с собою каждый человек, казалась просто-таки сестрой ее родной; та же смущенная деликатность. Правда, совсем не похоже было, чтобы она испытывала удовольствие от возможности посещать врачей, только в этом смысле от Ольги Васильевны и отличалась. Какой-то мужчина – сын или, может быть, зять – ввел ее в кабинет, поздоровался и тут же вышел обратно в коридор. Не только она сама, значит, на Ольгу Васильевну похожа, но и обстоятельства ее появления в платном отделении поликлиники.
Звали ее Зинаида Игнатьевна Стрельбищенская, жалоб на здоровье у нее не было, но лишь потому, что «плохое сердце» она болезнью не считала.
– По наследству такое досталось, – объяснила Зинаида Игнатьевна. – Стенокардией и мама моя страдала, и отец. Грудной жабой тогда называли. Оба от нее рано скончались, да в те времена и невозможно было вылечить. Какие тогда лекарства были? Никаких.