кивнул я, соображая, сколько «Верую» и «Радуйся» придется прочесть парню перед сном.
– Только я их не видел! – возопил Пьер. – Я не быть… не был в соборе! Я был на…
Слово «рынок» никак не вспоминалось, и нормандец наконец выдохнул:
– Торжище!
– «И войдя в храм, начал выгонять продающих в нем и покупающих, – бесстрастно прокомментировал Ансельм, – говоря им: написано: «Дом Мой есть дом молитвы…»[21]
– Брат Ансельм, – предостерегающе заметил я. – Я вас предупреждал: не судите! Ибо и у вас могу спросить, понравились ли вам изваяния в храме Святого Константа?
По лицу итальянца мелькнула пренебрежительная усмешка:
– По-моему, скульптор работал исключительно зубилом. Богоматерь слева от алтаря еще ничего, а вот Святого Петра он ваял, похоже, со своего соседа-мясника. Я уже не говорю о Святом Луке в нише справа…
Я вздохнул. Брат Ансельм неисправим, но в соборе явно побывал.
– Ладно, братья, – подытожил я. – Да воздастся вам за грехи вольные и невольные, причем в ближайшее же время. Что слышали?
– Ну, это… – Пьер, видимо, окончательно успокоился. – Говорят, в Памье нечисть это… гулять. Разгуляться…
– Очень глубокое наблюдение, – согласился я. – А что еще?
– Ну, ловят этого… жинглера.
– Жонглера, брат Петр, – поправил Ансельм. – Какого-то Тино Миланца, который обокрал ризницу в соседней деревне. Только не ловят, а уже поймали. Ищут его дочку Анжелу…
– Знаю я этих жонглеров, – Пьер махнул ручищей. – Первые воры! Вот в нашу деревню пришел как-то раз один…
– Помолчи! – перебил разговорившегося нормандца Ансельм, и тот послушно умолк, не досказав своей поучительной истории.
Я уже давно заметил, что итальянец уверенно взял командный тон в разговорах с Пьером. А ведь добродушный северянин старше его лет на десять! Но в брате Петре до сих пор жив крестьянин, привыкший безропотно сносить обиды от господ. А вот брат Ансельм…
– Отец Гильом! – начал он, быстро оглянувшись, словно опасаясь неведомого соглядатая. – Арестованных из Памье в Тулузу не привозили. По слухам, монахини из Милана все еще гостят у епископа, а Жанна де Гарр…
– Первая? – уточнил я.
– Да. Она вернулась в Артигат.
– Так…
Происходящее начинало нравиться все меньше и меньше. В Памье и не думают подчиняться распоряжениям папского легата. А в самой Тулузе Его Светлость посылает монсеньору Рене странные подарки…
– Идем в Памье, – решил я. – В Тулузу вернемся после, тогда и побеседуем с графом и Его Преосвященством. Будет о чем…
– Деньги у ломбардца, – напомнил Ансельм, но я покачал головой:
– Нет. Уходим сейчас. И держим языки за зубами.
Ансельм взглянул мне в глаза и кивнул. Мы поняли друг друга – у ломбардца трех братьев из Сен-Дени могут поджидать. Наверняка могут. Должны.
– Как же так, отец Гильом? – воззвал простодушный Пьер. – Без денег?
– Будем