ьного разврата.
Правда, если говорить о разврате, то это не про Яна. Он не то чтобы мальчик совсем нецелованный, но до полного контакта с девушками у него не доходило. На этот предмет у Яна была своя точка зрения. Ему хотелось не только животной страсти, но и возвышенного чувства, а с этим пока проблемы. Вообще он мальчик мечтательный, и хотя состоит студентом технического вуза, к гуманитарным предметам его тянет не меньше. Он увлекается историей, втихую пописывает стишки, посещает картинные галереи и театры. Сейчас он был увлечен историей девятнадцатого века, особенно его интересовали события этого периода, связанные с Одессой, и ему, как раз накануне, попались целых две интереснейшие книги об этом. Больше всего его впечатлил подвиг прапорщика Щеголева во время обороны города в Крымскую войну, а еще больше – сама личность Александра Петровича и, несомненно, его возраст.
Герой отражения англо-французской агрессии был в то время совсем молодым человеком, почти ровесником Яна, буквально чуть-чуть старше. Ему, за совершенный подвиг, сам Государь Император пожаловал Георгиевский крест и произвел в штабс-капитаны, минуя чины подпоручика и поручика.
А у Яна были проблемы, не воспринимали его взрослым созревшим мужчиной. Ему даже продавщицы иногда не отпускали вино, как раз государство надумало бороться с пьянством и алкоголизмом и ввело запрет на отпуск алкоголя лицам моложе восемнадцати. Вот если бы он подошел к такой продавщице в погонах штабс-капитана, да еще с орденом, то она бы не стала сомневаться, есть ему восемнадцать или нет.
Фактура у Яна, конечно, была не очень, росточка среднего, худощавый, если не сказать худой, а самое главное – лицо. Он частенько рассматривал свою физиономию в зеркале, особенно после обидных случаев отказа в выдаче порции горячительных напитков. Пытался даже отпускать усы, но получалось только хуже. Растительность на лице росла жиденько и как-то кустисто, не всплошную. Он быстро сбрил это «недоразумение» и стал ждать лучших времен. Лицо никак не подтверждало его возраст. Большие карие глаза, розовая гладенькая кожа и мохнатые ресницы добавляли детскости и срезали сразу несколько лет, а что поделаешь – генетика. Его отец рассказывал о себе, что в тридцать ему от силы давали двадцать с небольшим. Как говорится, против природы не попрешь.
Такой внешний вид затруднял Яну переход к серьезным взаимоотношениям с девушками, да и вообще его обижало, что частенько к нему на улице или в общественном транспорте обращались «мальчик». Андрюхе Новаковскому хрен кто скажет «мальчик». Везет же людям, усы, как у настоящего гусара, и лысина уже пробивается в двадцать четыре года, а тут не то что лысины – усы толком не растут.
Такие невеселые мысли одолевали Яна. Он прошел мимо снова сгоревшей кирхи и по Петра Великого направился в сторону моря. Шел он не спеша, оглядываясь и рассматривая дома. Сюда, до кирхи и до Нового базара, долетали бомбы с вражеских пароходов. Толку от этого было мало, разрушений и жертв практически не было, но сам факт заставил посмотреть Яна на кирху с б ольшим уважением, чем раньше, как-никак, настоящий свидетель исторического события.
Спешить ему было некуда, в их комнате уже сутки продолжался карточный марафон. От безделья его сосед по комнате Андрюха Новаковский и еще три дармоеда пожалели портить лист ватмана, натянули кусок простыни на чертежную доску и на ней расписывали тысячную пулю. Преферанс дело интересное, но не в таких же количествах. К тому же, по условиям игры, участники не имели права вставать из-за игрового стола, только отойти в туалет и то, не чаще чем один раз в час. Играли затейники, не прерываясь со вчерашнего вечера, но конца еще не было видно даже на горизонте.
Вокруг стола слонялась толпа болельщиков, которые подносили игрокам пищу и питье, а также громко комментировали происходящее. Все курили, и в комнате на клубы сизого дыма давно можно было вешать топор. Оно и понятно, игроки нервничали, по правилам, кроме всего прочего, им был запрещен прием любого алкоголя, так что расслаблялись только куревом, но зато болельщики с лихвой компенсировали для себя этот недостаток, в углу выстроилась целая «батарея» пустых бутылок. Спать, читать и вообще заниматься каким-либо делом в таком дурдоме было невозможно. Обстановка слишком экстремальная для Яна и он решил покинуть этот вертеп.
Так, не спеша, Ян вышел на Тещин мост, прямо перед ним простиралась территория порта, если быть точным – Практическая гавань, еще раньше её называли Купеческой. Слева она ограничена Андросовским молом, а справа – Военным. Именно там на самой оконечности Военного мола и располагалась батарея прапорщика Щеголева. Ян прошел к Воронцовскому дворцу и сел на лавочку на Приморском бульваре. Ветви деревьев Пионерского парка немного заслоняли видимость на мол, но Ян внимательно вглядывался в то, что происходило на причалах, особенно там, в конце Военного мола. Сейчас он, конечно, выглядел не так, как тогда…
Сначала он почувствовал странный сильный запах, определенно пахло дымом, причем дымом специфическим, пороховым. Такой запах бывает в тире, когда сразу стреляет несколько человек. Только там он слабенький и с кислинкой, а здесь запах был удушающим. К нему примешивалась горечь горящих черным дымом канатов.
Раздался