часто спрашиваем друг друга, случайно, мимоходом, из лучших побуждений, как будто частота вопросов повлияет на ситуацию. Хорошее мимо ушей пропускаем.
Свое плохое преподносим с виртуозным лингвистическим гарниром в виде напускного равнодушия, сдобренного густым соусом лжи. На вид – оливье с большим количеством вкусного майонеза. А колбаска-то позавчерашняя. О хорошем молчим. Чтоб не сглазили добрые глаза подруги детства.
А говорят, ее, женской, не бывает! Какие поцелуи! Какие объятия! Аня плачет, произнося тост невесте. Сдается мне, искренне рада за подругу. Она вообще среди нас самая искренняя, чуть-чуть «не от мира сего». Потом назовут это слезами зависти. А может, это и так? Разве до конца поймешь? Я в себе не могу докопаться до самой сути, а в подруге…
А как счастливы мы были в детстве впятером. У каждой было аж четыре подруженьки. И в огонь, и в воду, и первую сигарету на всех. Мы могли смеяться часами над детскими анекдотами, над бредовыми шутками, над самими собой. И не обижались друг на друга, и не притворялись…
Пока не… Я не знаю точно, когда это началось. Может, с появлением вторичных половых признаков, может, чуть позже. Я знаю одно, что как раньше, уже не будет никогда.
Зачем мне девичники, на которые одна приходит с мужем, а вторая – с грудничком? Признаюсь, парочку я все-таки посетила в попытке притянуть за уши былое единение грешных женских душ. Зачем мне заполнять паузы новыми рецептами блюд, когда нельзя искренне спросить, почему ты до сих пор, дорогая, живешь с мужем-бл… ю, а ты жрешь шестое пирожное, весь вечер говоря о диете и спорте. Как мы можем весело напиться с подругой, если я знаю, что она вчера ходила на свидание. Но молчит, боится, чтобы не сглазили. А я собираюсь впервые в жизни в Европу и тоже молчу. То ли боюсь, то ли из вредности. Но меня же распирает поделиться. С теми, кого я еще помню, кого любила, кто меня любил. И посмеяться от души. С самоиронией. Со слезами. С последующим утренним жутким похмельем. И снова посмеяться.
О сексе нельзя – Анжела не любит (уж не знаю, то ли говорить, то ли делать). О деньгах не нужно, Марину уволили. О детях не стоит, не у всех есть, о родителях – такая же ситуация, о мечтах – слишком серьезно, о мировом кризисе – банально. О книгах – не всем интересно, о тряпках – всем интересно, но не все могут себе позволить. О мужьях – я и Аня выпадаем, о любовниках – выпадает Аня и две замужние.
Интересно, о чем говорят мужчины на мальчишниках?
Наконец-то идут танцевать молодожены. Ем горячие закуски во время вальса и вальсирую домой! А то уже вижу радостно-пакостные глаза мамы невесты, устремившиеся на меня: «Детка, как я рада тебя видеть… Я знаю, что ты развелась… Боже-боже… Годы идут… Не зевай.. Тебе родить еще надо… Зачем вообще разводилась… Ой-ей-ей…» Если перебор подруги еще можно остановить легким хамством, старший батальон женского тайного общества – непобедим. Лучше сдаться с кислой улыбкой и уползти с поля боя, поджав вялый хвост.
Уползаю.