оздано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Цветы для Валентины
В сентябре Валентина схоронила свою любовь. Валентиной она стала совсем недавно – раньше все звали «Валя», «Валюша». Трудно было примерить взрослое имя к рыжеватой плоскогрудой пацанке – даром, что у нее за плечами висели вдовство и ранний ребенок. Нужен был год тяжелой, болезненной страсти, чтобы притухли голубые глаза и чуть приобвисли щеки, делая Валю похожей на худую болонку – тогда, наконец, и соседи и бывшие сослуживцы заметили – ей далеко за тридцать.
Итак, Валентина сидела в конторе по перепродаже окон из ПВХ, ведала ведомостями, строила цифры в колонки, в перерывах любила чай и конфеты с кокосовой стружкой, благо есть их могла сколько влезет. Ее сыну, полноватому и болезненному мальчишке, исполнялось тринадцать. Ее дом собирались снести еще в прошлом веке, поэтому быт квартиры последние восемь лет ощущался сугубо временным – вроде рамы рассохлись, облезли обои – но ведь скоро переезжать… Ее муж разбился на мотоцикле, когда Сережке было полтора года.
Одинокая жизнь много лет кряду доставляла больше радостей, чем огорчений. Потерю мужа Валентина перенесла легко – у Сережи как раз случился первый серьезный приступ и полгода они жили в больнице – не до слез было. Потом хорошо помогла свекровь – до школы она таскала внука по кружкам, садикам и многочисленным поликлиникам. Она же настояла, чтобы мальчик занялся скрипкой. Валентина боялась – ребенок слабенький, зачем ему эта нагрузка? Но Сережа в первый раз проявил упорство – пришлось сдаться. Два года дом оглашали скрипы, писки и трески знакомые всем, чьи родные учатся музыке. Через три сын взял первое место на школьном конкурсе. Через пять – поездка в Германию, снова первое место и премия… Инструмент сыну выдали в школе, а вот компьютер и коллекция симфонической музыки и бессмысленные на женский взгляд оловянные человечки в точных копиях лат и мундиров – все это было куплено на Сережины деньги. Пришлось привыкать к сложной доле матери вундеркинда. Как и все музыканты, сын показал способности к точным наукам, в противовес – писал с чудовищными ошибками и наотрез отказывался делать руками что-то кроме нот и солдатиков. Плюс больницы и санатории – редкий год обходился без месяца заключения в пахнущих хлоркой стенах.
О себе Валентина почти не думала. Дом, работа, Сережина музыка, в гости к бабушкам, пара подруг с девичьих шальных времен. Мамы маленьких гениев – ревнивые и напыщенные, суетливые и смешные (Сережа дразнился «скрипичные квочки» – получалось неудобно – не то кочки, не то кошки, не то вошки – но очень смешно) … Запеканки с морковкой и сыром, ежегодный «Щелкунчик» в Малом, рынки, книги. Слишком большая для одинокой женщины супружеская кровать…
Раз в году, осенью, в самом конце сентября, Валентина сдавала сына одной из бабушек и уезжала на юг – одна. Неделю она рисовала море – бурное, грозовое, пропитанное солнцем, ласковое и сонное. Не то, чтобы ей удавались все переливы цвета, но душевный покой стоил десятка картонов, перепачканных синим. Часть работ она раздаривала там же, на побережье, часть привозила с собой вместе с вкусными крымскими яблоками и разноцветными ракушками.
Там и случилась эта странная встреча – искрометный пляжный роман: утро, вечер и ночь, и утро… Она первой проснулась и убежала из жалкого номера коктебельского пансионата, словно что-то украла. Ярость чувств, сила страсти, скрытая в бедном теле испугала, встревожила Валентину – ей показалось, будто она недостойна такого чуда. Георгий нашел ее снова в Москве – оказалось, в его мобильном сохранилась ее смска с наивной просьбой простить и забыть.
Дальше были два месяца счастья – встречи в парке, прогулки по Каланчовке, плутание в тесных петлях узких улочек, крохи любви – где придется и всегда впопыхах. Она видела кольцо у него на пальце, но не задавала вопросов – свое обручальное Валентина так и не стала снимать. Потом Георгий обмолвился, что его жена ждет ребенка. Что делать – расстаться навсегда, конечно – мало вещей дурнее, чем идти поперек беременной. Она так и сказала, запретила звонить и ушла.
Силы духа хватило на месяц – Валентина сходила с ума от тоски, от гнетущего беспокойства, от унылого серого мира – рядом с любимым все казалось настоящим и ярким, без него – меркло. И куда больше, чем собственные страдания, беспокоила ее участь возлюбленного – как он справится с этой разлукой – одинокий в жестоком мире. Однажды вечером она набрала номер. Через четыре часа Георгий был подле ее подъезда, и впервые Валентина впустила его в дом к сыну. Сереже новый гость не понравился категорически, но, как вежливый мальчик, он промолчал – просто ушел к себе в комнату и бренчал там солдатиками, пока за визитером не хлопнула дверь. Объясниться сын не захотел, заявил с неожиданной мудростью – «Это твоя жизнь, мама» – и замкнулся в себе еще больше.
Разлука словно бы сблизила их с Георгием, он стал откровеннее и нежнее. И делился с ней – прошлым и будущим, горами и городами, прожитыми спектаклями – он учился играть и почти преуспел когда-то. Он звал Валентину Мышкой и Рыжим Солнышком, а она млела… Никому раньше не приходило в голову называть ее – прямую