Можно сказать, без пяти минут академик. Моя монография по термитам Платиновую Звезду Всемирной Академии Наук получила. А сейчас я сижу в этой поганой коробке и жду, когда Большой Космос мне по ушам хлопнет. O quam cito transit gloria mundi8, – продекламировал он с чувством и снова сочно присосался к фляжке.
– А чего ты в Израиль не уехал, когда началась вся эта свистопляска? – немец по имени Гюнтер смотрел на учёного с явной неприязнью.
– Да потому же, почему и ты в свой Фатерлянд не сдинял, – не смутился еврей. – И нечего на меня зверем смотреть. Ты, что, антисемит, что ли?
– Нет, ― покачал головой Гюнтер. – Я лейтенант Бранденбургской космодесантной роты. И мне наплевать на твою национальность, если не струсишь, когда дойдёт до дела. Но у меня, признаться, есть большие сомнения на этот счёт.
– Да ладно вам, – примирительно сказал Макс. – Мы тут все с разных конюшен, не стоит собачиться раньше времени.
Он откинулся на спинку кресла и сделал вид, что спит. На самом деле ему было не до сна. Рядом безмятежно похрапывал Алексей. Счастливчик, он мог спать в любых условиях. Мимоходом прислушиваясь к разговорам «сослуживцев», майор Красников пытался сообразить – что им делать сейчас? Вариант с бегством на космических кораблях, вроде бы, как он понял, аналитиками рассматривался. Но дальше анализа дело не пошло – слишком мала была вероятность.
А реальной жизни, как известно, плевать на все аналитические расклады. И вот они с Лёхой летят неизвестно куда. Без средств межпланетной связи, между прочим. И куда их сейчас закинет, одному Богу известно.
– Внимание! – раздался от входа голос командира. – Привести кресла в положение для «прыжка»! Шевелись, мальчики, а то вас по стенкам размажет, как крем по галете!
Макс открыл глаза. Командовал капитан Старки, они познакомились уже на космодроме, когда держали оборону от сил Коалиции. Он показался ему неплохим парнем, разве что чересчур язвительным. Так обычно ведут себя люди, которые не в ладах с самим собой. Он поглядел на напарника. Лёха, продрав глаза, щёлкал сенсором переключателя. Кресло на глазах стало пухнуть, обволакивая сидящего. Через несколько секунд из того, что было креслом, виднелось только Лёхино лицо. Макс тяжко вздохнул и утопил жёлтую кнопку в подлокотнике кресла.
Сначала словно гигантская мягкая ладонь сдавило голову, вжимая её в спинку кресла. Потом добралась до рёбер, выдавливая воздух из лёгких и он, стал задыхаться. Перед глазами поплыли цветные пятна, а из них, неизвестно откуда, вдруг выступило суровое лицо старого индейца.
– Макс, Макс! Да приди ты в себя, мать моя женщина!
Он так и не почувствовал, когда Лёха, отключив «защиту», выдрал его из медленно сдувающихся объятий кресла. Пара чувствительных оплеух заставила сжатые лёгкие судорожно втянуть в себя порцию воздуха. Ещё один, полный жгущей боли вдох. Меж разлепившихся ресниц пробился свет…
– Уф-ф! –