государь! Будьте добры, обратите внимание на несчастного, голодного человека. Три дня не ел… не имею пятака на ночлег… клянусь богом! Восемь лет служил сельским учителем и потерял место по интригам земства. Пал жертвою доноса. Вот уж год, как хожу без места.
Присяжный поверенный Скворцов поглядел на сизое, дырявое пальто просителя, на его мутные, пьяные глаза, красные пятна на щеках, и ему показалось, что он раньше уже видел где-то этого человека.
– Теперь мне предлагают место в Калужской губернии, – продолжал проситель, – но у меня нет средств, чтобы поехать туда. Помогите, сделайте милость! Стыдно просить, но… вынуждают обстоятельства.
Скворцов поглядел на калоши, из которых одна была глубокая, а другая мелкая, и вдруг вспомнил.
– Послушайте, третьего дня, кажется, я встретил вас на Садовой, – сказал он, – но тогда вы говорили мне, что вы не сельский учитель, а студент, которого исключили.[18] Помните?
– Не… нет, не может быть! – пробормотал проситель, смущаясь. – Я сельский учитель и, ежели желаете, могу документы показать.
– Будет вам лгать! Вы называли себя студентом и даже рассказали мне, за что вас исключили. Помните?
Скворцов покраснел и с выражением гадливости на лице отошел от оборвыша.
– Это подло, милостивый государь! – крикнул он сердито. – Это мошенничество! Я вас в полицию отправлю, чёрт бы вас взял! Вы бедны, голодны, но это не дает вам права так нагло, бессовестно лгать!
Оборвыш взялся за ручку двери и растерянно, как пойманный вор, оглядел переднюю.
– Я… я не лгу-с… – пробормотал он. – Я могу документы показать.
– Кто вам поверит? – продолжал возмущаться Скворцов. – Эксплуатировать симпатии общества к сельским учителям и студентам – ведь это так низко, подло, грязно! Возмутительно!
Скворцов разошелся и самым безжалостным образом распек просителя. Своею наглою ложью оборвыш возбудил в нем гадливость и отвращение, оскорбил то, что он, Скворцов, так любил и ценил в себе самом: доброту, чувствительное сердце, сострадание к несчастным людям; своею ложью, покушением на милосердие «субъект» точно осквернил ту милостыню, которую он от чистого сердца любил подавать беднякам. Оборвыш сначала оправдывался, божился, но потом умолк и, пристыженный, поник головой.
– Сударь! – сказал он, прикладывая руку к сердцу. – Действительно, я… солгал! Я не студент и не сельский учитель. Всё это одна выдумка! Я в русском хоре служил, и оттуда меня за пьянство выгнали. Но что же мне делать? Верьте богу, нельзя без лжи! Когда я говорю правду, мне никто не подает. С правдой умрешь с голоду и замерзнешь без ночлега! Вы верно рассуждаете, я понимаю, но… что же мне делать?
– Что делать? Вы спрашиваете, что вам делать? – крикнул Скворцов, подходя к нему близко. – Работайте, вот что делать! Работать нужно!
– Работать… Я и сам это понимаю, но где же работы взять?
– Вздор! Вы молоды, здоровы, сильны и всегда найдете работу, была бы лишь