вошел в комнату. И это тоже было вполне в его манере: продемонстрировать ей свое небрежное и даже развязное поведение, хотя ее светлость, особа строгих правил, терпеть не могла подобных вольностей, равно как и не разумела, с какой стати он ведет себя в ее доме, как в своем собственном.
Но, постаравшись подавить раздражение, она протянула ему руку со словами:
– Вернон! Дорогой мой, какой приятный сюрприз!
– Неужели? – осведомился он, приподнимая черные брови. – Разве не ты просила меня прийти?
На губах леди Бакстед по-прежнему играла улыбка, но в голосе ее прозвучала язвительность.
– Несомненно, но это было так давно, что я уже решила, будто тебя нет в городе!
– Как можно! – ответствовал он со сладчайшей улыбкой.
Эта притворная любезность не обманула леди Бакстед, но она решила, что не станет отвечать на столь явную и намеренную провокацию. Похлопав ладонью по софе, она пригласила брата присесть рядом. Но он вместо этого направился к камину и наклонился, протягивая к огню руки, после чего заметил:
– Я не располагаю временем, Луиза. Что тебе от меня понадобилось?
Настроившись на то, чтобы исподволь подойти к интересующему ее предмету, она вдруг поняла, что столь прямой вопрос не только привел ее в негодование, но еще и сбил с толку. Леди Бакстед заколебалась, а он поднял голову, и в его в общем-то холодных серых глазах блеснул огонек.
– Итак?
К счастью, ей не пришлось отвечать ему немедленно, поскольку в этот самый момент в комнату вошел дворецкий с освежающими напитками, кои он счел подходящими для такого случая. Пока он опускал тяжелый поднос на приставной столик и доверительным тоном старого слуги сообщал маркизу, что позволил себе принести малагу и шерри, ей достало времени привести расстроенные мысли в порядок и заметить, с некоторым даже возмущением, что брат не постеснялся нанести ей визит в бриджах и сапогах для верховой езды: наряде столь же возмутительно небрежном, как и само его появление. И то, что сапоги его начищены до блеска, шейный платок повязан самым тщательным образом, а пальто сидело на нем как влитое, явно сшитое мастером своего дела, лишь усилило ее неудовольствие. Она бы смогла простить его за то, что он не счел нужным одеться подобающим образом, прежде чем нанести ей визит, если бы его небрежные манеры распространялись и на его туалет. Но ни один человек, выглядевший столь элегантно, как это неизменно случалось с ее братом, чьей манере одеваться подражали многие щеголи, не смог бы небрежно относиться к вопросам моды и стиля. Однажды, в минуту раздражения, она даже пожелала узнать, а заботит ли его вообще что-либо, помимо нарядов. На что он, по некотором размышлении, ответил, что, хотя одежда имеет для него преогромное значение, ему также очень небезразличны и его лошади.
Маркиз тем временем подошел к приставному столику и после того, как дворецкий удалился, повернул к ней голову:
– Шерри, Луиза?
– Мой