он громко. Однако никто не услышал. Тогда поручик в отставке достал револьвер, выстрелил в воздух и тут же, прочищая ствол ершиком, повторил: – Эй, вы! Невесту мою танцевать перестали – на раз-два!
Ее тут же выпустили, но ему не отдали, а прикрыв спинами, окружили его и начали задирать.
Их было человек восемь, а в армейском револьвере – это знала даже Ксюха – всего пять патронов. Но Гореслав не устрашился, а сделал выстрел в самого громкого в живот, а потом заявил:
– На всех патронов не хватит, но парочку еще я покалечу! Кто следующий? Ты? Ты?
Решительность его была вознаграждена: ропща и возмущаясь, все отступили, а Ксюха вышла из кабака со своим спасителем.
– Как вы оказались здесь столь вовремя? – спросила она. Городская жизнь, любовные романы тетки и недавняя встряска явно пошли на пользу ее учтивости.
– Квартирую в соседнем доме. Прибежал половой из этого заведения, сказал, что какую-то дуру сейчас снасильничают и убьют, – прямо сказал поручик.
Позади них из кабака раздавались крики и странные всхлипы. Понятное дело, до греха не дошло, но было к тому близко – а значит, нечисть повеселится. Никто не умрет, но глаза у кого-нибудь перейдут на зад, а еще у кого-то выпадут все зубы и вырастут рога.
– Я, может, и сглупила, – все так же учтиво продолжила светскую беседу Ксюха, – но дурой себя не считаю. На этом прошу оставить меня, ибо дела неодолимой важности требуют моего присутствия в ближайших кустах.
Рвало ее так, как никогда ранее. Выбравшись из кустов, девушка одновременно с облегчением и сожалением отметила, что поручик в отставке послушался и впрямь оставил ее.
Следующие дней пять она провалялась дома, в обществе едкой Алевтины и подлизы Моисея, потребляя лишь чай и небольшое количество варенья. А на шестой день в ворота постучали.
И это был Гореслав Луков. В парадном мундире старого образца, с тремя хилыми гладиолусами. Время от времени он топал левой, механической ногой.
– Прошу простить мою неучтивость, – высокопарно сказал он. – Хотел бы загладить свою вину. Сегодня в синемапарке дают «Страсть и ненависть в Глазверовске», приглашаю на просмотр. Я выспросил ваших соседей и знаю, что ваша тетя умерла, а сами вы скромная и спокойная девица. О причинах срыва вашего я не знаю, но уверен, что они были существенны. Образ ваш не выходит из моей памяти, и это я считаю достаточным основанием для своей просьбы.
– Идите к черту, – как можно учтивее сказала Ксюха. Ей очень хотелось на «Страсть и ненависть» и очень нравился Луков. Но одновременно она прекрасно понимала, что, случайно наступив ей на ногу, этот офицер в отставке может лишиться и второй ноги от рук Лихо или Алевтины, а за не вовремя сказанный комплимент – получить ногу третью, вовсе ему ненужную.
Она закрыла калитку и пошла к себе плакать. Конечно же, для нее было совершенно очевидно, что после такого афронта мужчина вернуться не может, если у него есть хоть капелька самоуважения.
Но Луков пришел на следующий день. И на следующий.