тому глаза. И каков результат: разгневанный муж выгнал провинившуюся жену из дома, а через короткий срок женился на… Таньке. Вот и делайте вывод, стоит ли сообщать подружкам о всех своих тайнах! Впрочем, кое-кому из нас повезло, допустим, мне. Ни Оксана Глод, ни Маша Трубина, даже если их подвергнут страшным пыткам, никогда не выдадут Дашутку. Я могу смело бегать от мужа налево, девочки «отмажут» изменницу. Одна деталь – я не замужем и никому ничем не обязана. И еще, наверное, я плохо разбираюсь в людях, потому что до сегодняшнего дня считала Катьку Симонян жуткой сплетницей, не способной удержать на языке никакие тайны. А она, оказывается, настоящая подруга, раскрывшая рот лишь после смерти Милки.
– Он ее убил, – бурчала Катька, – и я знаю за что!
– Всем понятно, за измену.
– Ты про дурацкую ситуацию с Интернетом, – махнула рукой Катька, – не о ней говорю!
– А о чем ведешь речь?
– За неделю до смерти, – тихо сообщила Симонян, – принеслась ко мне Милка…
Я старательно запоминала нужную информацию.
Катька, увидав на пороге взволнованную Звонареву, решила, что та явилась опять жаловаться на мужа, но Мила неожиданно сказала:
– Больше не могу. Устала.
– Конечно, – закивала Катька, – виданное ли дело! Иззвездилась вся! Со съемки на съемку скачешь! Этак и нервный срыв заполучить недолго, поезжай отдохнуть.
– Надо ковать железо пока горячо, – пробормотала Мила, – не о работе речь!
– Если снова заведешь стоны о Костике, то лучше не начинай, – предостерегла ее Катька, – ты мое отношение к ситуации знаешь. Развод…
– Нет, – перебила ее Мила, – как раз я хочу все рассказать мужу.
– Что? – вытаращила глаза Симонян.
– Правду.
– Какую? – еще больше изумилась Катька и потом деликатно закончила: – О фотоомоложении?
Мила стала водить пальцем по скатерти.
– Я тебе наврала, – наконец сообщила она, – ни в какую клинику не хожу!
– Да я уж поняла! – воскликнула Катя.
– Ничего ты не поняла и понять не сможешь, – тихо сказала Мила, – потому что правды не знаешь, а если я сообщу тебе истину, то не поверишь. Я попала в ужасную ситуацию, скорей всего меня в живых не оставят.
Катерина вздохнула, понятно, Мила учит новую роль. Несколько раз Звонарева до икоты пугала подругу, заявляя той:
– Я смертельно больна, – или, – злой рок преследует моих детей, они сброшены в пропасть.
Сначала Катька хваталась за сердце, но, спустя пару мгновений вернув себе способность соображать, кричала:
– У тебя же нет ни сына, ни дочери!
Звонарева мотала головой, ее глаза меняли выражение, и актриса сообщала:
– Ох, прости, Катюх! Как получу сценарий, так все, кранты, вживаюсь по полной. Очень, честно говоря, подобная особенность жить мешает, я уже перестаю понимать, где я сама, а где героиня очередной ленты.
Симонян привыкла к ее истерикам, но так и не научилась разбираться, когда Милка плачет от настоящей обиды, а когда ее слезы вызваны очередным разучиваемым сценарием.