основыми зарослями и гранитными валунами. Тусклое ярко-красное солнце освещало покрытые пышными снежными шапками верхушки сосен и елей. Надсадный гул моторов изредка прерывался криками птиц, которые испуганными стайками взлетали с, окружавших дорогу, деревьев. Впереди колонны ехали несколько тяжелых трехбашенных танков, широкими гусеницами прокладывавших две глубокие борозды в снегу. Затем шли танки поменьше, уминая снег между бороздами, и уже после них, ехали грузовики и шли колоны, одетых в краснозвездные буденовки и серые шинели, солдат. Над солдатскими колонами стояло густое белое облако пара от дыхания сотен людей, разгоряченных многокилометровым маршем. В середине колоны ехали несколько легковых автомобилей. Изредка, один из них останавливался, и из него вылезал, одетый в меховой полушубок, офицер. Он разворачивал карту, что-то долго искал в ней и затем, взмахом руки, давал колоне сигнал продолжать движение. Колона миновала небольшую поляну, обогнула низкую и широкую гранитную гряду и затем вошла в густой ельник. Здесь головной танк остановился, так как дорогу ему перегородили несколько поваленных друг на друга деревьев. Люк танка осторожно приоткрылся, и в нём показалось лицо механика-водителя. Он внимательно оглядел, окружающий дорогу, лес. Затем танк тронулся с места, подъехал к, перегородившим дорогу, деревьям и попытался сдвинуть их с места…Огненно-красное облако взрыва, как гигантская вспышка света, вдруг осветила лесную чащу. Громовой раскат нарушил царящую в лесу тишину. С деревьев посыпались шишки и большие гроздья снега. Танк откинуло в сторону и он, разматывая по дороге ленты гусениц, неуклюже скатился, в наметённый рядом с дорогой, сугроб. Вслед за взрывом послышались длинные пулеметные очереди, многоголосым эхом разносящиеся среди деревьев и скал. Яркие вспышки от пуль заплясали на броне танков и кузовах автомобилей. Несколько грузовиков загорелись. Не понимая, откуда по ним стреляет противник, солдаты стали разбегаться с дороги в окружающий лес. С высоких сосен, растущих вдоль дороги, послышались редкие, похожие на треск ломающихся веток, выстрелы. Несколько офицеров, попытавшихся остановить, убегающих солдат, упали на дорогу. Вскоре дорога, покрытая телами убитых и горящими автомашинами, опустела. Через некоторое время, снег вокруг неё словно живой зашевелился, и на дороге появились, одетые в белые маскировочные халаты, лыжники. Обыскав убитых и добив раненых, они затем, как приведения растворились за стеной заснеженных деревьев.
ЛЕНИНГРАД. СМОЛЬНЫЙ. Январь 1940 года…
В кабинете первого секретаря ленинградского горкома ВКП(б) проходило заседание Военного совета только что созданного Северо-западного фронта. Уже два месяца, как продолжался советско-финский вооруженный конфликт. Предпринятое в декабре тысяча девятьсот тридцать девятого года, наступление Красной Армии на Карельском перешейке закончилось неудачей. Войска понесли большие потери и, чтобы изменить ситуацию, руководством страны были приняты срочные меры. В Карелию из различных регионов СССР были переброшены наиболее боеспособные кадровые войска, объединенные в новый Северо-западный фронт, который возглавил, один из самых опытных военноначальников того времени – командарм первого ранга Семён Константинович Тимошенко.
– Главная причина неудачного наступления нашей армии в декабре прошлого года, – говорил он на заседании Военного совета. – заключается в том, что военные действия против Финляндии были начаты без соответствующей подготовки. Плохо велась разведка. Только через месяц после начала войны была выявлена наиболее мощная укрепленная позиция финской армии на Карельском перешейке – «Линия Маннергейма». Не уделялось должное внимание и боевой подготовке войск…
Щеточка усов на полном лице первого секретаря горкома недовольно дрогнула.
– Вы что же, товарищ командарм, считает, что мы неправильно воспитываем наших красноармейцев? – недобро прищурив глаза, спросил он.
Тимошенко бросил на первого секретаря встревоженный взгляд.
– Нет, товарищ Жданов, – ответил он. – Я так не считаю, но я против шапкозакидательских настроений, которые иногда присутствуют в беседах наших политруков с бойцами. Я считаю, что такие беседы приносят больше вреда, чем пользы.
– Почему?… – с вызовом спросил первый секретарь. – Красноармейцы должны понимать, за что они идут сражаться и умирать!
– Я думаю, они это хорошо понимают… – опустив глазам, ответил Тимошенко. – Но нельзя в нашей пропаганде принижать возможности противника. Это приводит к его недооценке. Личный состав перестает в должной мере готовиться к боевым действиям, и в результате наши войска терпят поражение от многократно уступающего им в численности и вооружении противника.
Первый секретарь горкома что-то записал в, лежащий перед ним блокнот, и затем раздраженно бросил:
– Продолжайте свой доклад!
Тимошенко повернулся к карте.
– Как я уже говорил, – сказал он, обводя указкой на карте Карельский перешеек. – Наш противник существенно уступает нам в численности и вооружении. Основные его силы под руководством генерала Эстермана сосредоточены здесь… на Карельском перешейке. Но, учитывая то, что перешеек хорошо