когда я предаюсь помыслам гадким, или после ссоры с близкими – она смотрит на меня. Её глаза наполнены скорбью за меня, она как будто плачет, и в то же время взгляд её строгий и обличающий. Она видит моё сердце, знает мысли мои. Рядом – икона Спасителя, Он уже в терновом венце, идёт на страдания за грехи наши. И за мои! Во мне просыпается совесть. А совесть в человеке – искорка божественного.
И именно в тот момент, когда рано утром в воскресение меня одолевали помыслы, и на меня так скорбно смотрели Спаситель и Богородица, я немедленно вскочила с постели, поняв, что мысли эти вражеские. А враг, в отличие от Бога, не знает милости к человеку. Я судорожно собралась, прочитала молитвы, мне стало легче, и я пулей помчалась в храм.
А храм, куда я побежала, назван в честь Преображения Господня. В советское время его осквернили, но как говорят среди людей, не было счастья работникам тех складов или чего другого прочего, которые располагались в храме. А в девяностые его восстановили, он вновь заблестел на солнышке, заново отстроили колокольню, и потянулись туда люди. Туда бежала и я. И чем ближе я подъезжала к храму, тем гаже и омерзительнее ко мне приходили мысли. Но Бог помиловал меня, и дал сил в этот раз отстоять до конца.
Я встала в очередь. Народу было много, как всегда. Ведь служба поздняя – в 10.00. Ко мне опять приходят мысли, сначала понимающие и «добренькие» – как будто психотерапевт напевает больному в кожаном кресле – «Уходи, ты устала. Это всё зря». Но я стояла и ждала очереди, повторяя про себя «Господи, помилуй».
И вот подходит моя очередь – тут враг показал себя во всей красе. Теперь мысли приходили ко мне не тихие и усыпляющие, а громкие и дурные, мерзкие и гогочущие: «Дура, дура! Что ж ты делаешь? Дура, дура! Вон пшла отсюда, дура!» Тут я до конца поняла, что мысли это не мои, и что они моими быть никогда не могут. В храме, как ни в каком другом месте, чувствуешь реальность идеального мира. Под словом «идеальный» я подразумеваю мир духовный. А духи бывают светлые и тёмные.
Когда священник принял мою исповедь, мне казалось, что у меня вырвали часть сердца. И это действительно было так. Моё сердце болеет, и из него вырезается на исповеди часть раковой опухоли злых и гадких дел. О, человек, если ты увидишь себя со стороны до конца, так же как видят тебя Ангелы, ты просто задохнёшся от вони, которая исходит из твоего сердца. Мне было плохо. Сердце изодрано в клочья. А кто виноват? Ты, ты. Ты сам выбрал этот мерзкий путь греха. Это твой выбор был, Катя, твой. Свободный выбор.
Как же излечиться от этого?
Я встала в очередь, в большую очередь таких же, как и я. Причастников в то воскресение было достаточно. Но в самый последний момент перед самим Причастием, враг усилил свои вопли: «Вон! Вон! Недостойная! Вон!». Господь помогал мне, он дал мне руку, я шла. Я как инвалид, который плохо ходит, дала Ему руки, а Он вёл меня. И вот совершилось!
Наступила тишина. Эти мерзкие вопли прекратились. Утренние солнечные лучики падали на серебряные волосы священника, который меня причащал. Они падали на икону Спасителя, где он держал книгу, а на страницах написано: «Возлюби ближнего своего как самого себя…» И эти лучи прошли тогда в моё больное