думает, если, конечно, можно думать, сидя сорок часов в одной позе…
– Медитирует, – сообразил принц.
– Мозг каюты утверждает, что зрительные нервы монаха все время активны. В медитации, которую знаем мы с вами, зрение отключается. Склонен доверять Мозгу – раз компьютер так говорит, значит, монах думает.
– О чем же он может столько думать?
Латорон едва не выдал в грубой форме, что он предполагает о мыслях этого исчадия ада, но вовремя остановился, повинуясь взмаху руки принца, – юноша спросил просто так, не интересуясь ни правдой, ни точкой зрения своего офицера.
– За нами нет погони, Латорон, – подытожил Горн. – Жрец Времени здесь, на моем корабле… Пока все идет хорошо. Скоро Фанкор. Там примем окончательное решение… Пусть монах явится на капитанский мостик за четыре часа до прибытия. Я хочу, чтобы он не пропустил ни одного взгляда или слова, обращенных в мою сторону фанкорскими службами, пограничниками, придворными, министрами или родней. Я хочу, чтобы он сказал мне, как поступить и не ошибиться в решении только потому, что чего-то не увидел и не услышал…
Достаточно скучный по своей сути дальний космический перелет при приближении корабля к населенным системам привнес в жизнь экипажа и пассажиров струю свежего воздуха. Казалось, остановившееся на время полета время вновь ускорилось, возвращаясь к своему прежнему неудержимому ритму.
Приблизительно за четыре часа до посадки на планете-столице Королевства Веридор на капитанском мостике собрались три главных действующих лица: юный принц, отшельник-философ и офицер королевской гвардии.
Мостик представлял собой полукруглый балкон из прозрачного пластика, зависший в центре обзорной комнаты-шара, на стены которой проецировалась панорама космического пространства с разных сторон галеона. Понять, что здесь было реальным, а что внушаемым, не представлялось возможным: балкон вполне мог оказаться частью огороженного перилами пола, а шар – качественной голографической проекцией. Однако иллюзия заброшенной в космос одинокой стеклянной площадки, как и планировали конструкторы, казалась безукоризненной.
На некотором расстоянии от перил располагался длинный полукруглый прозрачный экран, перед которым в подвижных креслах-роботах восседали капитан галеона и два его помощника-штурмана. Вокруг каждого из них в воздухе возникали голографические таблицы, графики, карты, наборы кнопок. Пилоты внимательно следили за изменениями данных или делали вид, что следят (основную работу, как обычно, выполнял Мозг лайнера).
Принц, монах и офицер подошли к самому краю площадки, к самой границе между твердью под ногами и зияющей воображаемой бездной, чтобы пощекотать нервы и как можно глубже погрузиться в иллюзию выхода в открытый космос. Открывающаяся их глазам панорама к этому времени изобиловала объектами: ослепительный шар звезды был уже размером с большой арбуз, семь видимых планет варьировались по величине – от вишневой косточки до грецкого ореха.
По