обмундировании и боевой раскраске, что у Алины отвисла челюсть, и она даже не стала реагировать на то, как присвистнул Серёжа.
Но Марине и этого показалось мало. С самого начала ужина эта рыжая бестия то и дело упоминала Дэна, чего никогда раньше не делала.
Более того, все свои громкие и зачастую не имеющие к разговору никакого отношения замечания и вставки она делала с ехидной победоносной улыбкой.
Последней же каплей стал разговор про Францию, от которого у Жени зазвенело в ушах и болезненно сжалось сердце.
– А помните ту смешную вылазку на побережье? Вам-то всем хорошо было в вашем шатре, а мы с Даней со своей манией к уединению тогда многого не учли. Палатку узкую взяли, одеяло забыли, пришлось всю ночь греться естественным образом, – сладко улыбаясь, промурлыкала Марина, кокетливо пожимая плечами.
За столом, конечно же, сразу возникла неловкая пауза, кто-то даже нервно хохотнул, но опомнились ребята быстро.
– Да мы все тогда напортачили, я вообще чуть палец не отморозил. Кстати, о пальцах… – начал переводить тему Виталик, но не тут-то было, потому что сегодня Марина, безусловно, решила дать Жене понять, кто она и что из себя представляет. Договорить ему она не дала и, перебив на полуслове, в красках принялась вспоминать французскую историю. Вот только акценты в ней были расставлены не на пейзажи, спорт или кухню, а, по сути, состояли из описания их с Дэном любовных игр.
«Даня то, Даня сё, я и Даня, Даня и я…» – у Жени от всего этого разболелась голова, и в конце концов, чтобы не взорваться и не накинуться на соперницу с кулаками, она резко подскочила и практически бегом скрылась в своей комнате.
Правда, легче от этого побега ей не стало. Женя тщетно старалась успокоиться, но слова Марины, словно проклятие, отдавали эхом в голове, и она продолжала накручивать себя, как спагетти на вилку. Мысли о Дэне с другой были настолько мучительны, что не хватало воздуха. И дело тут было даже не в Марине, любая женщина из его прошлого, настоящего или будущего сводила Женю с ума.
Чтобы отвлечься, она включала один весёлый фильм за другим, но за сюжетом следила вяло и едва ли хоть раз улыбнулась. Приступы грусти и жалости к себе, ревность и страх перед будущим – всё это с новой силой навалилось на её хрупкие плечи, и, упав от бессилия на кровать, она разрыдалась, изливая подушке все свои печали и горести.
Сквозь сон Женя слышала какой-то шорох, ей даже казалось, что её кто-то зовёт. Вот только в этом ночном переходном состоянии было так тепло и спокойно, что она выразила протест посторонним звукам глухим стоном и поглубже закопалась в одеяло. Однако этот шум был весьма настойчивым и почему-то никак не хотел исчезать. Более того, он не только усилился, но и стал формироваться в осмысленные фразы.
– Женя, проснись! – говорил он голосом Дэна, отчего она вздрогнула и резко села.
Её прекрасный