Обители. Напротив – он вознамерился многократно усилить ее. Я уже говорил о знаменитом поэте народов парсов – Фардосе, – напомнил он Свету, – он обладал великой силой, которой наделил свои стихи. Умирая, он оставил ее своему народу… И теперь эта сила воплощается в одной из Предводительниц кочевого племени парсов.
Мой бедный язык не в состоянии передать всей красоты его строк, но вот тебе краткий пересказ последней поэмы Фардоса: «… Придет крепкий телом и твердый духом человек и овладеет этой силой во благо другим. Что сделает он – свершит ли подвиг, спасаю гордую деву парсов, или принесет ее в жертву, знает только небо…».
Мастер надолго замолчал; Свет не двигался, боясь спугнуть воспоминания старого бойца.
– Но, – поднял наконец кверху палец мастер Ли: «… ничем не проявится сила эта в деве и найти ее – вот главная задача…».
– И.., – начал было Свет.
– И мастер Иджомах решил найти эту силу, дабы приумножить мощь Обители.
– Но ведь никто не знает, в чем заключена эта сила? – прервал его Свет.
– В чем, или в ком? – горько поправил его учитель, – что ж, Иджомах нашел выход. Он, конечно, не стал разъезжать по городам и весям, свершая подвиги во славу кочевниц. Но решил, что может обрести силу, принося их одну за другой в жертву во имя Обители. Полилась большая кровь, ведь ни одно гордое племя не отдаст свою Повелительницу без боя. И льется до сих пор, если только Иджомах не добился своего.
– И ни один из двенадцати мастеров не воспротивился этому? – спросил молодой охотник, уже зная ответ.
– Увы, лишь мне одному показалась чрезмерной цена за обладание силой. Приговоренный кругом Двенадцати к смерти, я бежал. Благодарение небу (он поднял голову кверху), что успел добраться до земель твоего рода… Нашего рода, – поправился он, улыбнувшись.
– Не знаю, какая сила хранит твой род – но она превзошла усилия одиннадцати Великих, пытавшихся вернуть меня. Там, где ты подобрал меня, Свет, я бы умер… Или повернул назад – к более ужасной смерти.
Мастер Ли надолго замолчал.
– Расскажи мне о Фардосе, учитель, – прервал, наконец, молчание ученик, – неужели в словах может быть сила?
В этом Свет убедился сам, выучив под руководством мастера парсийский язык – еще быстрее, чем дуганский. Он заворожено слушал наставника, переживая вместе с поэтом то яростный гнев, то безмерную печаль, то глубокую любовь, то обжигающую ненависть.
Учитель огорченно развел руками:
– Это все стихи Фардоса, которые я знаю. Слышал, что много их, не записанных, передают из племени в племя парсы. А может, сами сочиняют.
Как не велика была жажда знаний Света, все же больше он тяготел к боевым искусствам. Полностью отдаваясь тренировкам, он не раз удивлял учителя той скоростью, с которой приобщался к мастерству Дао. Случалось, что и отвергал тот или иной прием, или изменял его, подгоняя под собственное