слетать в Техас, посмотреть на диких мустангов и индейский лагерь в прерии. Меган ждет-не-дождется поездки в московский кукольный театр, мечтает увидеть механические часы с танцующими фигурками. Хотя бы недельку хочется отдохнуть всей семьёй у теплого моря, поплавать с дельфинами. Леночкиных родителей тоже надо бы навестить. И к матери заглянуть… если она оторвется от своих драгоценных неудобочитаемых фолиантов ради сына. А всё свободное время, как в юности, бродить по тундре, любоваться на шхеры и морских птиц.
Опираясь о камни, Иван поднялся, пошевелил ногой – боль утихла. Тепло навевало дремоту, хотелось растянуться на мху и смотреть сладкие сны. Успеется! Над головой еле слышно перекрикивались чайки, где-то внизу тявкал песец, слышался шум воды. Дорожка становилась всё уже, местами приходилось идти, прижимаясь к скалистой стенке, перебираться через завалы, сползать с выступов. Иван почувствовал, что дыхание начинает сбиваться. Во внеземелье проще – умный скафандр следит за обменом веществ. А здесь приходится самому.
Вход в долину казалось стал ещё теснее, весенние ручьи нанесли мусора и песка. Наметанным глазом Иван приметил голубой осколочек лазурита – щедрость гор не иссякла. Наклонив голову, он осторожно протиснулся в удивительно неудобный лаз навстречу голубоватому свету. И тут началось.
По скале зашуршали мелкие камешки, потом застучали осколочки покрупнее, прогрохотал увесистый валун. Заорали перепуганные птицы, вздрогнули стены. Раздалось свирепое, поражающее воображение рычание – издавать такие звуки мог только огромный, голодный хищник. Буквально из ниоткуда возникла огромная смрадная пасть, усеянная многочисленными зубами. Чудовище подкатилось к Ивану, готовое наброситься, растерзать, вырвать сердце из бедной груди… И расхохоталось.
– Что, испугался Белая голова?
– До дрожи, – соврал Иван. – Пропусти меня, наконец, старый мошенник!
Вслед за другом он выбрался из гранитной ловушки. Отряхнулся – мелкий сор набился за воротник. И только потом обнял холодные, жесткие плечи, похлопал по шершавой спине.
– Ты всё такой же крепыш, Кривой!
Довольный трётль приосанился:
– Я стар, как эти холмы, ещё немного – и рассыплюсь белым песком. Мыши копошатся у меня на спине, птицы вьют гнезда на голове, бесстыжие улитки обгрызают пальцы, Белая голова – они едят меня, а не я их! Кстати…
Стараясь не засмеяться, Иван наблюдал, как меняется морщинистая физиономия трётля из важной и грозной превращаясь в просительно-жалобную, как широко раскрывается красный глаз посреди лба и скорбно опускаются уголки жабьего рта.
– Ты ведь не забыл обо мне, приятель? Гуляя по Тропе Духов ты помнил – истосковавшийся, дряхлый Кривой ждет в милой долине, где прошла твоя юность?
Нарочито неторопливо Иван запустил руку в кармашек, пошарил там, подбросил в воздух