Теперь наша кожа такая же твёрдая, как у неё, и нас использовали тем же суровым образом. Она послала нас к подножию горы, в долины, и мы служили Королю, о котором раньше не слышали. Его имя значило для нас меньше, чем значит молоко в стране, где нет коров. – Ёж вдруг просиял и встопорщил иглы. – Ты знала, что здесь давным-давно шла война?
– Да ладно тебе.
– Правда-правда! Я там был и сражался. Нас записали на службу в качестве пушечных ядер (мы тоже узнали много новых слов). Мною выстрелили в слона, и я искупался в его крови. А затем, когда поля покрылись фиалками и испятнанными кровью шарами, матери стали подбирать нас и отдавать девочкам, которые были не сладкими, как сливки и мёд, но умными, словно пчёлки. Была война, и я ветеран. Как, по-твоему, я вёл себя достаточно храбро? Мог бы тебе понравиться?
Вероятно, взрослая женщина была бы осмотрительнее.
– Ты мой собственный золотой ёж! Как ты можешь мне не нравиться?
Его красные глаза полыхнули в ранних сумерках. Семена травы и одуванчиковая пыль летали вокруг Чириако, как гало [6].
– Удачное стечение обстоятельств, потому что я собираюсь на тебе жениться. Мне ведь задолжали за годы верной службы. Даже артиллерийский снаряд заслуживает дом, жену и печенье. Я был твоей игрушкой. Ты мне нравишься: от твоих рук я всё время краснею. Я ждал так долго, как мог, пока ты не выросла достаточно, чтобы мне улыбнуться. После всех подаренных мною утех, наверное, стоит подумать о возмещении? Вот чего я желаю и чему надлежит произойти.
Я от души расхохоталась. Смеялась, как умеют смеяться лишь бесстрашные дети.
– Ты мне нравишься, Чириако, но я не стану твоей женой! Даже если бы ты не был ежом, а я – девочкой. Я ведь просто ребёнок, до подвенечного платья мне ещё расти и расти.
– Я гора, – прорычал он, – и мне задолжали. Я не забыл, кем был до войны… Мне полагается принцесса, невинная девочка, чьи пальцы не знали колец. Так заведено, и я не позволю обойтись с собой ненадлежащим образом лишь потому, что не являюсь миленькой короной с рубинами или серебряным браслетом с сапфирами.
– Ёж, я не принцесса, мои родители торгуют зерном. У нас есть еда, и мы хорошо одеваемся, но мы не вельможи, даже по меркам хульдр. Я принцесса хлеба и пива!
– Мне хватит и такой принцессы.
– Прости, бедный зверь, но я не выйду за тебя.
Не успела я договорить, как пришли они: золотые и медные, серебряные и оловянные. Мяч за мячом катились по траве, железные со щербинами и вмятинами, кварцевые с полосами сажи. Они разворачивались в ежей, чьи узкие красные глаза пронзительно смотрели из-под насупленных блестящих бровей. Я отступила на шаг, будто мне под ноги выплеснули ведро воды.
– Нас осталось немного, – гулким голосом произнёс Чириако, – но этого хватит, чтобы беречь тебя и охранять. Твои родители скучать не будут – они ведь сами подарили тебе золотой мяч. Наверняка рассчитывали, что ты быстро исчезнешь, и удивляются тому, что этого не произошло.
Я сжала кулаки и настойчиво проговорила:
– Я