в усадьбе богатого и уважаемого господина Сипуса Рагона, ведающего сбором налогов при дворе лангракса Солонии Юнария Гинратуса. Дарта, неплохо разбиравшегося в кузнечном деле, определили помощником к кузнецу Жуке, громадному хмурому мужику неопределённого возраста, по самые глаза заросшему чёрной курчавой бородой. Кожа у Жуки была тёмной и вечно лоснившейся от пота, поэтому именем его никто не интересовался – Жука, он и есть Жука.
Кузнец был молчалив и терпеть не мог кого-то чему-то учить. Его помощник обязан был наперёд знать все его мысли и, ни на секунду не отвлекаясь, улавливать всё его движения. Дарт, не привыкший к такому обращению в отцовской кузне, в первый же день схлопотал от него пару крепких затрещин, буквально на минутку отвлёкшись от процесса изготовления засова.
На Никиту господином Сипусом Рагоном вначале возлагались неясные, но вполне определённые надежды, которые он позорно не оправдал. Ещё по пути в Ундарак Морда пару раз заводил с парнишкой разговор на мучавшую разбойника тему – почему это Гростин Вунк, лодочник из деревушки на границе Унарии, так настаивал, чтобы они непременно лишили жизни именно его, хилого и невзрачного мальца Ника?
Подивившись в очередной раз глубине и безграничности человеческой подлости, Никита сначала промолчал. Но когда через несколько дней Морда опять завёл тот же разговор, обозвав его теперь сосунком и заморышем, Никита не выдержал. И вывалил ему всё про то, какой он умный, и какие сногсшибательные кирпичи он, Никита, научил делать этого бессердечного и бессовестного гада Вунка.
Морда слушал открыв рот. Что уж бандит понял об этом производстве – неизвестно, но зато он сделал совершенно правильные и далекоидущие выводы: за этого лопоухого пацана можно получить большие деньги. Очень большие деньги!
Правда, на торгах всё прошло не совсем так, как предполагалось, и Морда, засунув в поясной кошель оставшиеся после расчета с рыночным смотрителем литы, быстренько убрался восвояси.
Топая за повозкой господина Рагона, мальчишки с интересом разглядывали город. Улицы, прямые и в большинстве своём вымощенные квадратными каменными плитами, были довольно широкими, но ужасно грязными. Жители Ундарака почему-то считали, что мусор, если его вывалить в канаву возле дома, однажды исчезнет сам, а помои, вылитые едва ли не на головы прохожих, ничуть не хуже, чем освежающий летний дождик.
Нельзя сказать, чтобы власти совсем не боролись с этим безобразием, но делали это как-то вяло, от случая к случаю, и поэтому даже главные улицы столицы Солонии напоминали помойку. С соответствующим запахом, перебивающим сильный и стойкий запах рыбы, который уж, казалось, пропитал всё вокруг.
Красивые двухэтажные дома из серого и белого камня с высокими заборами и ухоженными газонами соседствовали с бедными халупами, чьи обмазанные глиной стены грозили вот-вот завалиться. По обеим сторонам улиц расположилось множество лавок, вывески на которых пестрели красочными изображениями того, чем торговал их хозяин.
От вида нарисованных