гнали отречение, а теперь – остановить!!
Что для этого? Срочно телеграфировать, нет – разговаривать со Псковом и со Ставкой.
Милюков: и даже выяснить возможность обратно изменить Манифест в пользу Алексея!
И – кому ж было всего внушительней, и приличней, и убедительней сделать это всё, если не Родзянке?
Вот, они совсем его отставили, – но наступила новая решительная минута, и снова требовался только он!
А он, великодушный, был готов! Он – простил им, что они его оттеснили!
Готов хоть сейчас.
Именно сейчас! Немедленно!
Но неприлично было бы послать его и никого не послать от правительства. Да вот же и князь Львов, ну вот он наконец!
Ласково жмурился. Не проявил смущения, что прятался.
Ехать переменить? Ну, можно ехать переменить.
А оставшиеся теперь расспаривались дальше, да всё острей.
Узкоголовый подобранный Керенский метался, бросался по маленькой комнате (но не бежал к своим в Совет!) и всё пламенней извергал, что теперь само собой диктуется здоровое решение: полный отказ от всякой монархии! Немедленное отречение и Михаила тоже! Не останавливать Манифест, нет! – но скорее вырвать отречение и у Михаила, – и сразу возгласить Учредительное Собрание!
И Некрасов невиданно разволновался, раскрылся, мрачно кидал взоры – и сел набрасывать проект отречения Михаила.
И значит – немедленное провозглашение республики!
И чёрный Львов – ходил по диагонали и клокотал со сжатыми кулаками.
И получалось, что только один Милюков оставался за монархию?
Но чем крайней метались его собеседники – тем более трезвел Милюков и тем более упирался. Уже тяжелила его и неловкость от вчерашней уступки: зачем же он признал монархию своим личным частным мнением, когда это стоит в программе кадетской партии? Так быстро нельзя отступать, можно расстроить ряды.
И вот сейчас Милюков всё более устаивался: нет-таки! монархия – должна быть! Хоть на время. Должна быть видимость законной передачи власти, без которой мы не можем действовать дальше. Михаил – так Михаил, пусть будет Михаил. Пока.
Республика? Нет, мы не готовы. Мы не можем перепрыгнуть.
Говорили всё нервней. Ссорились.
А ночь текла…
А Родзянко и Львов не возвращались.
И в пятом часу стало проясняться им такое действие: теперь неизбежно им всем с утра ехать к Михаилу. И заявить ему – что же заявить?
Мнение большинства!
Нет, обе спорящих точки зрения! Если Павлу Николаевичу не дадут возможности изложить перед великим князем свою точку зрения – он вообще покидает правительство!
А уж спорить Милюков умел – не перед толпой простолюдинов-солдат, конечно, – с упорством изумительным. Теперь он мог не спать, не есть, всех их тут уложить в лоск, – но доказать, что приемлема только монархия, а не республика.
Решили: отправляться к Михаилу коллективно и представить