Все ждут, какова его роль. И вдруг он на сцене, просит героя поведать откровение. В словах его скорбь. Я видела, как по сцене потекла кровь. Завороженная смотрела я на это. А их диалог не объяснить словами, диалог двух каких-то сил. Я уже и забыла сюжет представления, я хотела смотреть лишь на это. Вникать в глубину этих слов. И тут он встает на поклон. Но герой, что душу излил, не встает. Непроизвольно я жажду подарить стоя аплодисменты, почему – я не знаю. Но встаю не одна, я лишь жалкая часть целого зала.
– Я подарю поклон за вас, пусть эти аплодисменты будут посвящены вам, ибо были вы прекрасны. Надеюсь, деяние мое было по красоте достойно вашего таланта. Как сливаются во мне чувства красоты и глубокой грусти!
Каждый артист желает умереть на сцене, и это действо будет самой его великой ролью. И эта роль проникла и впиталась в кровь, в черствые сердца людей, которых жизнь актера не смогла пробудить ото сна, а лишь смерть заставила их плакать и молиться, святых слез своих стыдиться. Так заплатите же за смерть актера своей кровью! Стирайте! Стирайте свои ладони в кровь! Платите своей кровью!
Запомните, лицедей, ваша исповедь, ваша душа говорила с этими людьми и восхитила их больше всех ваших ролей. А что же дальше было, о, зритель, поведай мне.
– И вдруг он уходит тем же путем, так и не открыв своего лица. Но почему герой так и не встал на поклон? Кто-то подошел к актеру и сказал, что тот уже мертв. Что произошло? Я толком не поняла своих чувств. И тут я слышу голос чужой воли: «Занавес!». Точка действу.
В то время стояла фигура в черном домино и в золотой маске, словно статуя, на крыше знаменитого театра, и развевался в ее руках золотой пергамент.
«Единственное, чего я жажду, – раскаяние. Недостоин был я и малого гроша рукоплесканий. Уйти полностью в страдание от своих деяний и всё обдумать, обдумать те слова, что человек мне только что поведал. А слезы вновь всё выступают на глазах. Откровение – неиссякаемый правды поток, смысла и мудрости. В стихах исповедь каждого должна миру на благо служить, но не в сущности моей такое искусство творить, так может только человек. В чем смысл жизни? В чем смысл этой жизни? Найти бы человека и поведать ему все исповеди, что я собрал в этой эпохе. Он превратит их в прекрасные стихи, смысл в них найдет великий и людям понесет. А если так не поступлю, то сгинут смыслы все во тьму, а этого допустить я не могу», – подумал Мортэ.
За спиною вдруг раздались аплодисменты, что исходили лишь от одного…
– Вы были прекрасны, мессере, это был высшей степени самый искусный мастера экспромт! Я готов хоть сейчас читать этот невероятный монолог! Я уверяю вас, еще не раз его прочтут на этой сцене! – молвила сущность, так называемый мессере Ревиваль. – Ну что ж, мой прекраснейший синьор! Раз мы на крыше великого театра, почему бы роли нам не распределить?
– Какая глупость, зачем это вам нужно?
– Извольте вас просить! Ведь в планах у меня давно поставить одну пьесу, и мне нужны самые лучшие актеры. Неужели вы