Александр Солженицын

Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4


Скачать книгу

и с ними оно создало Контактную комиссию, совещаться периодически. А Родзянко, а Комитет, а Дума знали о действиях правительства не больше чем любой обыватель.

      Так и, с другой стороны, якобы член Временного Комитета Думы злополучный Чхеидзе – знать не хотел Комитета и забыл своё думское происхождение, – но из другого крыла Таврического пересылал по коридору грозные протесты против выпуска Думским Комитетом каких-либо публичных актов.

      И конечно, вся солдатня подчинялась тому крылу. Конечно, Думский Комитет не озаботился иметь штыковую силу, ни захватить население в струю пропаганды, не мог раздавать недобросовестные посулы, – и в результате только платонически мог быть недоволен Советом и Временным правительством, а действовать против них не мог.

      Но как же, как же все они не понимали – трагичности, символичности и безповоротности того, что они делали?! Ведь Временное правительство, созданное Государственной Думой и обязанное отвечать перед Думой, не только не отвечало на простые вопросы её, но перехватило себе даже и коренную думскую законодательную работу, чего не бывало и при царе! Раньше Дума негодовала, что в её перерывах издавались законы по 87-й статье, – а теперь потекла сплошная 87-я, правительство само издавало закон за законом, мол, при нынешнем положении страны оно не может дожидаться санкций Думы. Да посмотрите же в зеркало, господа!

      Парламент победил – и что ж, он стал ненужен? Народ победил – и что же, народное представительство стало ненужным?

      А для кого же все эти годы добивалась Дума власти – если не для Думы?

      Страшная поздняя догадка теперь впустила когти в сердце Михаила Владимировича: да не с самого ли начала, все десять думских лет, революционное крыло да и все кадеты использовали Думу лишь как прикрытие своих целей?

      Ведь вот и Николай завещал Михаилу: править в единении с Государственной Думой (а не с Временным же правительством).

      Да, в глазах народа Дума была взнесена необычайно высоко, сегодня во всех дальних углах России всё совершалось именем Думы, все знали и верили только в Думу, – и ни в провинции, ни в армии поверить бы не могли, что и Дума, и её Председатель совсем не облечены никакою властью.

      И публично объявить это – Родзянко не решился бы, больно.

      Могло бы правительство князя Львова понять, какой драгоценный символ для них хотя бы идейное существование Думы? Ведь наступит час и правительство само будет искать поддержки Думы против левых эксцессов.

      Но они этого не понимали.

      Сглублялась горечь в горле Председателя. И рассасывал он её только неустанной работой.

      Всё ещё приходили сотни приветственных телеграмм, надо было во множестве их читать и на какие-то отвечать. Телеграммою чтил Председателя и генерал Рузский: о том, что штаб его Северного фронта принял новую присягу, и с полной преданностью и горячими пожеланиями успеха… И Родзянке же слал телеграмму Союз русского народа: что он предлагает свои услуги Временному