Счастье и другие незначительные вещи абсолютной важности. Путешествие в край вечных вопросов
пришла к Муравью и попросила у него немножко еды.
Муравей начал выговаривать Стрекозе за леность. Много сказать он не успел. Каблук случайного прохожего раздавил обоих. Что делать. Такова жизнь.
А теперь я хочу перейти ко второму принципу жизненной философии Винни-Пуха.
2. Сердиться – значит наказывать себя за глупость других, или «Долой пессимизм!»
Однажды Винни-Пух решил сходить в гости к своему другу Кролику. Пух слышал, что у Кролика скопилось огромное количество горшочков с медом. Согласитесь, вполне уважительная причина для похода в гости. Пух подошел к норе, в которой жил Кролик, и постучался в дверь. Ответа не последовало. Пух решил постучать еще раз. Поскольку ему снова никто не ответил, Пуху пришлось постучать в третий раз, очень сильно, и очень громко крикнуть: «Эй! Кто-нибудь дома?» И услышать: «Нет. И незачем так орать».
Поскольку Винни – всего лишь медвежонок с опилками в голове, то он подумал: раз ему говорят: «Никого нет», значит, так оно и есть. Что делает Пух? Он разворачивается и уходит восвояси. Но еще до того, как он успевает сочинить очередную шумелку, Пух совершает удивительное философское открытие. До него до столь масштабной идеи додумался только Рене Декарт. (Пух, впрочем, настаивает, что к своему открытию он пришел независимым путем, без знакомства с творчеством блистательного французского мыслителя.)
Вот к какому интересному выводу пришел Пух.
Если я слышал голос, значит, там кто-то есть.
Мы вернемся к Винни буквально через минуту. А пока поговорим немного о Декарте. Вы когда-нибудь задумывались над его знаменитым изречением: «Я мыслю, следовательно, существую»?
Может быть, правильнее было бы сказать:
«Я думаю, следовательно, существую. Я так думаю»?
Или так:
Я существую, следовательно, мыслю»?
Или вот так:
«Иногда я мыслю. Иногда – существую»?
Я мог бы часами рассуждать на тему знаменитого утверждения, но время дорого, поэтому вернемся к Винни-Пуху и Кролику.
В конце концов Кролик впускает Винни-Пуха к себе в дом и даже спрашивает, не хочет ли тот немного подкрепиться. Дело было в 11 часов утра, то есть настало время заморить червячка. Когда Кролик спросил, что намазать на хлеб, меда или сгущенного молока, Пух так разволновался, что выпалил: «И того и другого». Но, стараясь вести себя по-джентльменски и не желая выглядеть обжорой, тут же добавил: «И можно без хлеба».
Начиная с этой минуты Пух долго не произносил ни слова. Он ел. Мир был прекрасен. Все его существо заливали волны тепла. Когда со сгущенкой и медом было покончено, Пух объявил, что ему пора. Хотя он может и задержаться, если, конечно, у Кролика найдется, чем немного подкрепиться. Кролик явно отдавал предпочтение первому сценарию. Но не тут-то было. После съеденного Пух обнаружил, что не может вылезти из кроличьей норы. Но и влезть обратно у него тоже не получалось. Короче говоря, Пух