ему фатально не повезло. Сначала выволокли и заставили нежными лапками бродить по мартовским ледяным лужам, а потом просто, в общей суматохе, забыли впустить в дом; завоешь тут от ужаса и негодования.
– Хучик, иди сюда, – позвала я собачку.
Но мопсик не двигался, продолжая громко плакать.
Пришлось прямо в уютных домашних тапочках топать к нему под елку. Так, понятно. Дурацкий серебряный комбинезон, в который зачем-то нарядили бедолагу, сполз с задних лапок, штанины запутались, и Хуч потерял способность к передвижению. Вытряхнув его из прикида, я подхватила дрожащего песика и внесла в дом. Хуч опрометью бросился в кошачий туалет. Вот ведь какой принципиальный: умру, а не стану писать в такой холод на улице.
В гостиной царило ликование.
– Где ты вечно шляешься, – накинулась на меня Алиса, очевидно, успевшая как следует налечь на коньяк, – самое интересное пропустила. Мумо ушел, взвизгнул последний раз и убежал, Филя его напугал.
Колдун устало поправил прядь волос.
– Да уж, пришлось повозиться, израсходовал почти весь энергетический потенциал. Зато теперь сюда не войдут никакие несчастья…
– Потрясающе! – прошептала одна из дам, посверкивая серьгами. – Невероятно!
– Восхитительно, – отозвалась Зайка.
– Здорово, – резюмировала Маня.
– Честно говоря, я струхнул маленько, – признался Кеша. – Он так выл, и сначала я подумал, что это собака, но потом стало ясно: ни одному животному не издать подобных звуков.
Я поглядела на блаженно раскинувшегося в кресле Хуча. Относительно умственных способностей Алиски и ее подруг никогда не заблуждалась – тупы, как пробки. Но кто мог подумать, что мои домашние такие же придурки!
На следующий день с утра поехала разыскивать детский дом, где воспитывалась Людмила Шабанова. Ну не может быть, чтобы там не осталось документов или людей, помнящих девочку.
Но молодая бойкая директриса тут же меня разочаровала.
– Сколько лет вашей Шабановой?
– Вокруг тридцати.
– Значит, больше десяти годков прошло после выпуска, здесь за это время семь начальников сменилось.
– Может, личное дело где лежит? – спросила я, понимая безнадежность вопроса.
Директриса наморщила хорошенький носик, по виду она казалась чуть старше Зайки, небось институт только что закончила.
– Пожар, говорят, случился в девяностом, почти все бумаги сгорели. Впрочем, я тогда здесь еще не работала.
Тут дверь кабинета приоткрылась и всунулась голова с аккуратной, старомодной укладкой.
– Разрешите?
– Очень кстати, – обрадовалась начальница, – вот, знакомьтесь, Виктория Павловна, старейший преподаватель.
– Вы Людмилу Шабанову помните? – спросила я.
Пожилая женщина села на стул и задумчиво проговорила:
– Шабанова… Шабанова… а зачем она вам?
Но у меня наготове убедительное объяснение.
– Уже