А я, вот, – только начальник партии.
– Ты, Глеб, сам виноват во всем.
– Может быть, может быть… – Лузин отвел взгляд в сторону, померк.
Дусов снова улыбнулся:
– А ты, Глеб, все такой же обидчивый. Ладно, не буду. – Он хлопнул Лузина по плечу. – Извини, побегу. Мы еще встретимся сегодня. – Дусов заторопился к автобусу, куда уже направлялись Епихин и его свита.
Лузин присел на бочонок с буровой дробью, глядел Дусову вслед. Автобус с гостями толчком взял с места и, взбаламутив желтую пыль, понесся по заляпанному бурыми пятнами грейдеру. Вскоре он свернул направо и скрылся за серебристыми кубиками нефтяных амбаров.
Накатило вдруг что-то на Лузина. Вспомнил Меюмскую тайгу. Черные болота, долговязые сосны, патлатые кедры… И то, как искали они там нефть с Дусовым, как месили сапожищами грязь в маршрутах, оскальзывались на мокрых валунах, таскали на загорбках бутылки с пробами воды, мерзли в обледенелых палатках. Было трудно, пакостно. Совсем невмочь. Впрочем, кому было легко в те страшные годы войны? Стране нужна была нефть, и ее искали. Искали везде, в том числе и в Западной Сибири… Меюмская площадь… Он верил тогда в то, чего, по официальной версии, не существовало. Верил в белый свет темной полярной ночи…Почти десять лет минуло с тех пор. Многое источилось, ушло навсегда. Уехала Нина, нет больше Танюшки. Есть лишь небольшой холмик скованной вечным льдом сибирской земли – на кладбище в Таежнограде.
Лузин опустил голову, закрыл глаза. Сдавила сердце неизбывная тоска, горечь по навсегда потерянному…
Ровно в половине четвертого он был в конторе.
– Проходите, пожалуйста, Всеволод Викторович ждет вас, – сказала, играя выщипанной бровью, кубышка-секретарша и приоткрыла обитую дерматином дверь.
Лузин переступня порог и увидел Епихина. Тот сидел на месте Синельникова за покрытым стеклом столом – прямо под портретом Сталина, перевязанным черной траурной лентой в уголку. Чуть поодаль – у окна – расположились в креслах Дусов и лысый, как школьный глобус, худосочный мужчина в темносинем, с наружными карманами костюме полувоенного покроя. Лузину не нравился этот кабинет. Здесь всегда было душно и тесно, точно в склепе.
– Познакомьтесь… – Епихин кивнул в сторону лысого: – Начальник производственно-технического отдела министерства Гавриил Захарыч Минаев… Ну, а с Геннадием Михалычем Дусовым вы знакомы, не так ли?… Присаживайтесь, пожалуйста.
Лузин опустился на стул. Его глаза были прикованы к исписанным мелким почерком листкам бумаги, которые лежали перед Епихиным на столе. Он сразу узнал их. Это были его, Глеба, листки в клеточку, вырванные из ученической тетради. Те самые, что послал он полгода назад в Москву, в ЦК. «Соображения по поводу дальнейших поисков нефти в Западной Сибири». Ровно десять листков. Он сразу узнал их. Загнутые уголки, бисерный почерк… Но почему же так? Он ведь не хотел, чтобы это попало в министерство?!
Лузин заерзал на стуле, напружинился весь. Сердце билось отрывисто и часто.
– Я вас, Глеб Иванович, вызвал вот по какому вопросу… –