всей Системы, все участники начинают синхронно действовать. Они не видят и не слышат, если так надо Системе. Они видят и слышат там, где это надо Системе.
На тормозах спустят все поручения президента, создадут кучу документов, будут докладывать до тех пор, пока все не забудут в чем суть дела. Магнитского обвинят во всех грехах. Врачи и охранники будут искренне удивляться, что к ним были претензии. А судьи, следователи и налоговики будут честно защищать интересы народа, которого они не хотят видеть, а выходные дни будут торопиться в свои виллы в Дубае, Ницце и других уголках мира, удаленных от просторов России.
Странно, подумал Сергей Георгиевич, существует два уголовных дела, имеющих лишь одну точку соприкосновения – Сергей Магнитский. Две стороны – власть и часть оппозиции, поддерживаемая Западом, – пытаются видеть только одно дело. Власть видит лишь махинации, а оппозиция – только коррупцию. Каждая из сторон считает себя правой, но им в целом в своих политических амбициях наплевать на правду.
Сергей Георгиевич остановился у светофора в самом начале Тверской улицы. По всей Тверской красочно светились разноцветные гирлянды. На площадях и перед мэрией стояли новогодние ели, украшенные разноцветными игрушками. Праздничное освещение медленно трансформировалось в праздничное настроение.
Впереди были Иверские ворота, за которыми начиналась Красная площадь. Дорога сворачивала влево. Предстояло объехать Госдуму и свернуть в Георгиевский переулок, чтобы въехать к себе во двор. У гостиницы «Националь», на пересечении Тверской и Охотного ряда, на столбе часы показывали чуть больше шести часов утра.
Иногда Сергей Георгиевич выбирался из деревни тогда, когда Татьяна Александровна была в Москве – в силу каких-то причин. Остановив машину, он смотрел на окна квартиры. В столь ранний час свет никогда не горел. Он набирал код на домофоне, открывалась входная дверь подъезда. В подъезде ощущалось тепло, которое в сочетании с тишиной ассоциировалось с семейным уютом, спокойствием. Внутренние окна помещения, где сидит консьержка, выделялись серой темнотой, на фоне которой кусок белого листа с номером ее мобильного телефона предупреждал, что кто-то охраняет это спокойствие.
Тишина захватывала, и каждый шаг хотелось сделать как можно тише, а вызванный лифт, казалось, создает такой шум, что могли проснуться все соседи. Тихо подходя к двери квартиры, Сергей Георгиевич убеждался, что его ждали. Двери были уже открыты, и Татьяна Александровна встречала супруга.
Ему всегда хотелось сказать, как он рад ее видеть, хотя прожили вместе не одно десятилетие и расстались лишь день-два назад. Хотелось, но никогда не говорил. Он не любил говорить о чувствах, стараясь их раскрыть в делах и отношении. А может быть, она этого ждала?
Конечно, ждала. И каждый раз он убеждал себя, что в следующий раз он обязательно скажет. Ведь впереди еще была долгая жизнь с ней, он так хотел.
Было