имущество дома, но не магистрат! Конечно, если его не изберут магистром вследствие уменьшения их числа… Такое случалось лет пятьсот назад, но не с домом Олфейнов! К тому же ты забываешь, что Фейр станет убийцей! Не думаю, что он решится преступить законы города столь нагло.
– Фейр хитер… – поскучнел Хаклик. – Если он решит кого-то убить, то найдет способ. Ему не обязательно размахивать мечом, хотя вряд ли кто в городе умеет это лучше его. Завтра или послезавтра его милостью расстанется с жизнью твой опекун, который не будет сожалеть об этом, потому что явно лишился разума, когда согласился на твое предложение. И потом уже никто не станет твоим опекуном!.. А еще твой дядя рано или поздно сможет протолкнуть через магистрат закон, что в случае смерти магистра и отсутствия прямых родственников, признанных Храмом и прошедших обряд клеймения, право магистрата переходит к дальним сразу, без всякого опекунства! Ну а до принятия такого закона ты еще поживешь, парень!.. Он многое может, Рин. Возможно, он даже не станет убивать тебя. Объявит сумасшедшим, обвинит в преступлении или в святотатстве, упрячет в темницу, из которой ты не выйдешь… И пока ты будешь разгребать и пережевывать вываленное на твою голову дерьмо, он завладеет не только домом, но и гербом!
– Для этого Фейр слишком нетерпелив. – Рин поднялся. – Я знаю, что ты не слишком добр к Камрету, Хаклик, но старик мудр, и он сказал мне совершенно точно: согласно древним законам Айсы, которые не знали ни клеймения, ни храмовых обетов, есть лишь один безоговорочный способ лишиться герба и права на магистрат – потерять его вместе с честью. Но для этого я должен оскорбить кого-то из магистров, чтобы заслужить вызов на поединок. Пролить кровь или оскорбить герб одного из домов! Ты можешь это себе представить? Клянусь Поганью, я все сделаю, чтобы этого не случилось!
– Многие на моей памяти сделали все, чтобы добиться весьма скромных целей, но не добились и малой их доли, – проворчал Хаклик. – К тому же не стоит клясться Поганью или еще какой мерзостью, потому как грош цена таким клятвам. Пусть даже Храм славит Погань так, что скоро мы будем возносить ей молитвы, как Единому!
– Просто сорвалось с языка, извини, – вздохнул Рин. – Грейн учил, что клясться не следует вовсе. Простые слова должны быть крепче любых клятв, а если они теряют цену, то ничего не стоят и клятвы, ибо они тоже составляются из слов. Эх, Хаклик! Когда умирал отец, я думал, что умирает всего лишь самый близкий мне человек, а когда он умер, оказалось, что умерло все. Ничего дорогого после смерти отца у меня не осталось.
– А твой дом, твое имя? – надул губы слуга. – У тебя впереди еще вся жизнь! Прирастешь и дорогим, да еще таким дорогим, что потерять его будет дороже, чем расстаться с жизнью!
– Моя жизнь, как жизнь моего города. – Рин скрипнул зубами. – Тонкие стены и Погань вокруг.
– Здесь, в Айсе, твой дядя страшнее Погани, – сухо заметил Хаклик.
– Вот об этом я и отправлюсь поговорить к Камрету, – сказал Рин, рассматривая диковинный меч.
– Седельный,