издевкой и молчаливым напоминанием. Дескать, знай: убегать от меня – занятие дорогостоящее. Аробинн предчувствовал: рано или поздно она сюда вернется.
Аэлина прошла в спальню. У нее не хватало смелости проверить, что́ сделал Аробинн с одеждой Саэма: убрал ли в ящики комода или выкинул.
Усилием воли Аэлина отбросила мысли о прошлом. Она живет и действует в настоящем. И первое, что она сейчас сделает, – это вымоется горячей водой. Очень горячей.
В Башне ассасина вода подогревалась в особом котле и потом по трубам поступала в купальное помещение. Такую роскошь могли себе позволить только очень богатые горожане. Жилище Аэлины находилось в трущобной части города, и потому вся процедура заняла у нее гораздо больше времени. Вначале она приналегла на рукоятку насоса и накачала воду из скважины – тоже большая редкость для здешних домов, где за водой ходили к уличным колодцам. Потом развела огонь под котлом. Пока согревалась вода, Аэлина зажгла свечи. Белые глазурованные плитки на стенах сразу приобрели золотистый оттенок. Теперь можно было раздеться. Аэлина сняла с себя все оружие. Слой за слоем, сбросила перепачканную чужой кровью одежду. Теперь в зеркале над умывальником отражалась ее голая спина, покрытая затейливой татуировкой.
Месяц назад Рован закрыл ее шрамы – следы Эндовьера – причудливой татуировкой-надписью, сделанной на древнем языке народа фэ. Он запечатлел повествования о дорогих ей людях, которых она потеряла, написав, как и при каких обстоятельствах погиб каждый из них.
Больше Ровану не придется добавлять ни одного имени.
Наполнив просторную фаянсовую купель, Аэлина забралась в горячую воду. Ее кожа наслаждалась обжигающим жаром, а сама она думала о пустой каминной полке, которую когда-то украшали часы. Больше она не поставит туда ничего. Возможно, вместе с разбитыми часами тогда оборвалась и ее жизнь.
Вернее, перешла в другое качество – выживание. И главным ее чувством стал гнев.
А может, была еще одна веха? Нынешней весной, когда она, бездыханная, ничком лежала на земле и трое демонов-принцев пировали на ее го́ре и страданиях. Но потом она собралась с магическими силами и уничтожила их. Может, вместе с ними сгорела вся ее былая боль, вся тьма? Может, на каминную полку встанут другие часы?
Пока что она наверняка знала только одно: на ее спине не появится новых имен.
Жесткой мочалкой она терла себе лицо, отмывая всю грязь и кровь. Потом взялась за тело. Вода становилась все более мутной.
Шаол назвал ее непредсказуемой… Самоуверенный эгоист с ограниченным мышлением. Эгоист, который сбежал в ответственный момент, бросив Дорина. И Дорин, получив черный ошейник, стал рабом собственного отца.
Дорин… Она вернулась, но слишком поздно. Слишком поздно.
Аэлина уткнулась лицом в мочалку, надеясь, что это хотя бы отчасти снимет жжение в глазах. Возможно, уничтожение Наррока на Вендалине было слишком дерзким вызовом, брошенным ею Адарланской империи. Возможно, это она повинна в пленении Эдиона,