клубком нетопыря, и равнодушно обронил:
– Мелочовкой не обойдетесь. Дорогу менять надо.
Тишина сменилась покашливанием, потом шушуканьем.
– А можно ее сменить-то? – робко уточнил голова.
– Отчего ж нет? У вас тут хорошо-о-о, – зевнув, добавил гость, – болота рядом, тучи притягивают. И низина. Это в городе ворочай не ворочай – как ворот у пустого колодца. И людей там много, стопорят.
Кузнец и голова переглянулись. Первый выразительно потер щепотью: мол, спроси!
– А на скока затянет?
– Один к пятидесяти где-то… – прикинул путник, на миг обратившись к дару. – Ну, значит, пятьдесят и возьму. Не считая тех двадцати.
Снова зашушукались. Тридцать стоила дойная корова – хорошая, молочная, – а на остаток можно мешок курей купить. Даже хуторским накладно, а уж простым весчанам…
– Эй, Талкович, – голова легонько пихнул локтем лавочника, – сколько дашь?
– А чего сразу Талкович? – нахохлился тот. – Сколько другие, столько и я. Всего-то по три со двора выходит.
– Это тебе «всего-то». А Колаю даже на вопросы пришлось у меня одалживаться, хорошо если только по осени отдать сумеет. Дай хоть десять!
– Чего это я ваш дождь оплачивать должен?
– А мы, значит, на твою корову всей веской сбрасываться должны? – возмутился кузнец, чутко прислушивающийся к разговору.
– Так не сбросились же!
Корова, кстати, вчера благополучно отелилась, назло обоим спорщикам – бычком.
– Я тут тружусь в поте лица, – распалялся лавочник, – медьку к медьке коплю, а какой-то лентяй вроде вот его…
– Что?!
Голова привычно вклинился между забияками, подозревая, что они нарочно собачатся у него на виду, чтобы было кому развести без ущерба для достоинства: лавка и кузня стояли бок о бок, и если бы соседи так схлестывались при каждой встрече, то давно бы уже друг друга поубивали.
– Десять с тебя, десять с мельника и еще десять с Сурка содрать попробую. Вы ж и потеряете больше, если засуху не отведем.
Лавочник, услышав, что «обирают» не его одного, успокоился и, еще немного побурчав, полез за пазуху. Мельник вовсе не стал спорить: не будет зерна, не будет и помола. Сурок, зажиточный хуторянин, стоял в теньке под яблоней, разговаривая с Колаем. Точнее, тот что-то клянчил у богатого родича, смущенно комкая в руках шапку, а хуторянин неопределенно кривил губы.
Но только голова открыл дверь, как откуда-то сбоку выскочил молец, с неожиданной силой оттолкнул весчанина с дороги и ворвался в избу, потрясая кривой палкой.
– Опомнитесь, глупцы! – заорал он так, что из-под стрехи выпорхнули разморенные жарой ласточки. – Грешно забегать вперед по тропе судьбы, но менять ее – кощунство! Наши пути проложены Богиней еще до нашего рождения, и нельзя их менять по своему желанию!
– Почему это? – благодушно поинтересовался заскучавший было путник. – Дождик пойдет,