замолчала, поднеся к губам дорогую чашку из прозрачного китайского фарфора.
Дверь в столовую приоткрылась, и на пороге возникла молоденькая девушка. Судя по ее опухшим глазам и красному носу, горничная недавно горько рыдала.
– Татьяна Михайловна, – шмурыгнула она носом, – вас эти спрашивают, из милиции, и еще просят гостью к ним выйти.
– Хорошо, Тоня, – ответила Таня и строго велела: – Подите умойтесь, приведите себя в порядок, ваш внешний вид омерзителен.
Антонина испарилась. Мы переместились в гостиную. Высокий черноволосый парень, в хорошем костюме, при галстуке, был предельно вежлив и корректен. Записав мои паспортные данные, он пообещал Тане, что сделает все возможное, чтобы сведения о случившемся не попали в средства массовой информации. Затем откланялся и ушел.
– Поезжай домой, – велела Иванова, – собери детей, вещи и дуйте к нам.
– Ладно, – протянула я, – только у нас пять собак, две кошки, попугай Коко, крыса Фима и жаба Эльвира.
– Подумаешь, – хмыкнула Таня, – здесь живут Муля, Соня и Топа.
– Кто это?
– Мопс, удав и варан, – пояснила хозяйка, – мы с Олегом обожаем животных, вези всех, только рады будем.
С тяжелым сердцем я уселась за руль и покатила в Ложкино. Пока что все складывалось отвратительно. Ну зачем соврала про взрыв? Придется, вернувшись назад, лгать дальше. Скажу, что дети уже улетели в Париж.
Потом мысли переключились на другую волну, и я невольно вздрогнула. Господи, до чего тонка нить, на которой держится наша жизнь. Еще вчера вечером Ваня пил, гулял и веселился, а сегодня лежит в черном пластиковом мешке.
Уже при въезде в Ложкино поняла, что дома произошло что-то экстраординарное. Всегда плотно запертые ворота стоят нараспашку, и охранников нет в будке. Чувствуя, как внизу живота мелко-мелко задергались мышцы, я завернула по аллее к дому и потеряла способность двигать ногами.
Уютный дом глядел на мир выбитыми стеклами. Крыша почти полностью слетела, дверь выбита, и кое-где осыпался облицовочный кирпич.
– Муся, – заорала Маня, кидаясь ко мне со всех ног, – ну и жуть приключилась!
– Сыромятниковых подорвали? – с дрожью в голосе спросила я.
– Ты знаешь? – удивился Кеша, возникший между милицейской машиной и красным грузовиком пожарных.
Не в силах ответить, я приоткрыла рот.
– Какая-то сволочь, – захлебывалась Маня, – решила убить Николая Федоровича. Только, к счастью, ничего не вышло. И он, и Ира, и Кирюшка выскочили, даже не оцарапались.
– Клауса тоже спасли, – невольно добавила я.
– Ага, – подтвердила Маня, – его Кирька выволок, представляешь, на нервной почве вниз головой схватил, хвостом вверх. А перс даже не пискнул!
– И где они теперь?
– У Злобиных в доме, – пояснил Кеша, – там и милиция штаб устроила, и наших зверей пригрели, а близнецов с Серафимой Ивановной Зайка в аэропорт повезла.
– Зачем?
– Мать, –