что – то не поняла, – Катька соображала туго, но еще соображала. – Ты с ней или со мной?
– Никак не могу выбрать. – Борис отослал девице ослепительную улыбку.
Катька взвизгнула (это она так смеялась), а Михасю бросило в жар.
– Выпустите меня, – проблеяла она.
– Простите, Михалина, – Борис с силой сжал ей руку под столом. – Обещаю: больше у вас не будет повода сердиться на меня.
Высвободив руку, Михалина с независимым видом отвернулась к непроницаемому окну. Ей ничего не оставалось, как рассматривать свое отражение в стекле: голову в барашках светлых колец, высокий лоб, под ним черные провалы глазниц и худощавое скуластое лицо с прямым носом.
– Выпусти ее, – послышался противный – противнее некуда – Катькин голос. – Ей пора, сейчас ее остановка.
Намек был более чем прозрачным.
Михалина решительно повернулась и, опустив глаза, ждала, когда Чарнецкий освободит выход. Ладонь Бориса снова сжала ей пальцы.
Не выпуская Михалину, публицист – краевед наклонился к Катьке через стол и тоном, которым говорят с расшалившимся ребенком, произнес:
– Катарина, тебе уже хватит.
– Все. Беру тайм – аут, – неожиданно объявила бестия. – Мне нужно проветриться.
Не в силах поверить в то, что это случится, что Катька просто возьмет и уйдет, Михася вскинула на нее глаза. Все ясно.
Выдре стало плохо. Ничего удивительного – почти без закуски хлопнуть стакан водки…
Ксендз Яцек мог бы гордиться Михалиной: низкое чувство мстительной радости в ее душе вспыхнуло и погасло, уступив место состраданию. Нежнейшим голоском сестры – бенедиктинки она предложила:
– Тебя проводить?
– Не пошла бы ты. – Катька вцепилась загнутыми когтями в край стола и снялась с места. За ужин она не заплатила.
Так этому греховоднику и надо, не без удовольствия подумала Михася, глядя в спину пьянчужке. Пьянчужка прокладывала себе маршрут, как муха по стеклу.
– Ну, вот, – пространно прокомментировал Борис. В интонации явственно присутствовало облегчение.
– А мне показалось, что она вам понравилась. – Губы у Михаси кривились.
Официантка с подносом заслонила Катькину фигуру, на столе появились еще один бокал вина и рюмка коньяку, на этот раз с сыром и маслинами.
– Вам не показалось, – заверил ее Борис, когда официантка отчалила.
Михалина пригубила вина.
– Не поняла.
Здесь Борис Чарнецкий показал свою мужскую – или журналистскую? – природу:
– Все элементарно. Передо мной красавица и доступная красавица. Кого я выберу?
– И кого же? – глупо переспросила Михася, хотя ответ лежал на поверхности.
– В данном конкретном случае – доступную красавицу. Я ж не жениться собираюсь по пути в Варшаву, а только провести время.
– Это-то как раз понятно. – Михалина начала злиться. – Не понятно другое: зачем вы меня удержали?
– А это просто. Чтобы посмотреть на вашу и ее