«С чего бы вдруг? Если я расписала эту целую тетрадку!».
Поезд остановился. Горняки недоумевающе проводили пассажирку взглядом. Одна она вышла из вагона на нижнюю платформу. Двери быстро захлопнулись за спиной, и поезд тут же тронулся с места, поднимая воздух, который растрепал её золотистые волосы.
Это была новая ветка монорельса ещё необустроенная и необжитая. Такое место как раз подходило Джелине, чтобы быть вдали от людей, не ловить их любопытные, а зачастую тревожные взгляды. Она спустилась с платформы по каменной лестнице и оказалась в узком проходе, уходившем налево. Она пошла по нему и вскоре остановилась у двери, которая открылась при её приближении.
Выдолбленная в скале ниша с низким потолком стала домом для Джелины последние два месяца. Помещение не предназначалось для жилья, но специально для неё его оборудовали и подключили к нейронной системе. Её комнату разделяла перегородка из удивительного полимерного материала. Он не только освещал, но также обогревал жилище.
Для подгорного город был освещён на славу. Прожектора гасли лишь при ремонте, а когда сутки переваливали за половину, то свет приглушали и наступали искусственные сумерки. Но даже так день здесь вовсе не ощущался. На поверхность выходили только ночью или в предрассветные часы, чтобы любоваться звёздами и синевой неба, которая теперь уже вовсе не синяя. Не ощущалась и ночь, так как постоянное освещение не давало заснуть. А ведь сутки стали намного длиннее, ведь пять часов добавилось ко времени оборота Земли.
Джелина не знала кто она и откуда, не помнила ничего из прошлого, даже собственного имени, но хорошо понимала, что должна была. Она изучала историю своей эпохи, думала, что события хоть как-то будут связаны с её памятью, найдут отклик в сознании, но это не помогло. Медики «города под горой» разводили руками. Она была совершенно здорова, без видимых травм головы, как будто новорождённый ребёнок, но с опытом двадцатипятилетней. Именно поэтому она покинула людей, которые никак уже не могли помочь, чтобы в уединении попытаться восстановить память. Она читала дневник, одновременно записывая новые заметки, пока чернила в ручке не кончились. Сохранившись по непонятной причине больше тысячи лет, они стали антиквариатом, от которого люди отказались уже давным-давно.
Нет, память не вернулась. Она как лёд растаяла и испарилась, оставив лишь белый след от солей и минералов. Но этот след помог пустому от воспоминаний рассудку определиться, собраться, избавиться от смятения, охватившего душу. И всё это она записала, опять, так как уже делала много раз, мысли, чувства, события:
4047.01.03. Я не поверила в то, что на верху ничего нет и там опасно. Мне нужно было видеть это. Всё, что я помнила о двадцатом веке, не отождествляя себя с ним, противоречило словам Рассела. Но он показал мне, выведя ночью на поверхность. Огромный бетонный блок сначала опустился до уровня ног, а потом снова поднялся, доставляя нас на открытый воздух. Рассел дал мне дыхательную