не понял, что тогда произошло: просто речь у него отнялась, и кровь в венах на мгновенье остановилась.
– Верю, – сказал он Филиппенко. – Проведёшь?
– До Мурманска, – согласился тот.
И они сели в кабину КамАЗа, где за рулём дремал флегматичный Микола.
– Давай газу, – сказал ему Филиппенко. – Через пару часов стемнеет.
Микола завёл машину, и они поехали в сторону Мурманска, не заезжая в Заполярный за продуктами.
«Ладно, по пути что-нибудь сообразим», – подумал Арсений.
На КПП «Титовка» даже не останавливались: Филиппенко только помахал дежурному фуражкой в окно. Тот, очевидно, узнав пассажира, тоже махнул рукой: проезжайте.
Отъехав ещё немного в сторону Мурманска, они остановились в долине «привязать коней» у обочины.
Солнце уже касалось верхушек сопок и освещало склоны красноватым светом, отчего их поверхность казалась покрытой медью. Да так оно, собственно, и было: медь и никель валялись прямо под ногами, были вкраплены в камни, образуя на их гранях причудливые узоры.
Арсений всегда привозил красивые минералы с Кольского. И сейчас он спустился по каменистому откосу дороги немного вниз: в солнечных лучах тускло блеснуло что-то под голым кустиком.
Филиппенко и Микола знали об увлечении Арсения и не торопили его окриками.
Только под кустиком лежал не минерал с прожилками меди. Осыпавшиеся отчего-то камни содрали зелёный налёт на крупнокалиберной пулемётной гильзе, и она чуть поблёскивала полуобнажённым латунным боком. Но это была только гильза, а не снаряжённый патрон: Арсений видел, что она сплющена, как бы заклёпана со сквозной стороны. Он осторожно отодвинул камни и убедился, что гильза стрелянная. Затем поднял её и внимательно осмотрел. Да, это была гильза от патрона калибра 12,7 мм с заклёпанной наглухо «юбкой». В разрез «юбки» был вставлен какой-то тёмный материал: то ли резина, то ли кожа. Очевидно, для уплотнения. Арсений почувствовал, как лёгкий озноб пробежал по его телу.
Внезапный порыв ветра засвистел, завыл, пригибая к земле слабые, тонкие веточки. Осколок прошлого холодил ладонь, и этот холод проникал в самую потаённую глубину души.
«О чём думает птица, когда умирает?»
Наверное, о своих детях.
А о чём думают дети, когда умирают?
И покуда эта рота умирала,
Землю грызла, лёд глотала,
Кровью харкала в снегу,
Пожурили боевого генерала
И сказали, что отныне он пред Родиной в долгу!
…А они лежат, все двести, глазницами в рассвет,
А им всем вместе четыре тысячи лет…
Затем Арсений вытер гильзу о спецовку и незаметно положил её в карман телогрейки. Потом, взяв для отвода глаз пару камней, вернулся к попутчикам.
Филиппенко и Микола наскоро перекусывали.
– Тебе не предлагаю, – сказал Арсению Филиппенко, кивнув на откупоренную бутылку водки.
– Давай,