что в ближайшее время сам станет первым человеком, чей мозг будет пересажен в
тело донора». Далее шла моя краткая биография.
Я свернул газету и бросил на стол, где ожидали своей очереди другие печатные издания с
аналогичными заголовками на первой странице. Руки казались неимоверно тяжелыми; переполняла
моральная и физическая усталость. Испытывал ли я жалость к себе? Безусловно, да! Эта жалость разъедала
изнутри, словно серная кислота, делая меня слезливым и слабым.
Конечно же, я осознавал, что поиск подходящего донора – это длительный процесс. И ждал. Ждал
уже семь месяцев и двенадцать дней. Ожидание выматывало, истощало, лишало сна и покоя. Но я отчаянно
цеплялся за жизнь. Тревога лохматой голодной росомахой терлась о больное сердце. Каждый вечер я с
благодарностью добавлял прожитые сутки в копилку к таким же беспросветным и унылым дням. Может,
уже завтра мое сердце остановится, так и не дождавшись своего спасителя!
В холле раздался очередной телефонный звонок. Трубку поднял Патрик.
Журналисты, словно посходили с ума, пытаясь во что бы то ни стало взять у меня интервью. Вскоре
дворецкий появился на террасе и доложил:
– Подъехала мисс Новак, журналистка. Вы ей назначили на двенадцать.
– Проводи ее сюда, – я устало махнул рукой в сторону стоящего напротив кресла.
Через несколько минут послышался мелодичный стук женских каблучков по мраморному полу холла,
и на террасу вошла изящная блондинка, держащая в руках коричневый кожаный кейс. Пес приподнял
голову, оценивая степень возможной угрозы, исходящей от визитерши, и, не найдя оснований для тревоги,
вновь погрузился в дремоту.
Журналистка нервно улыбнулась одними губами. При этом ее большие глаза смотрели напряженно-
заискивающе, словно пытаясь прочесть мое настроение. Ее состояние можно было понять. Я всегда избегал
общения с репортерами и порою неоправданно грубо реагировал на их навязчивость. Красоваться на
обложках журналов – удел молодых, а я не настолько тщеславен. Все интервью, как правило, сводятся к
вопросам о личной жизни и к моим планам о ближайших инвестициях. А чего ради я должен всем
рассказывать, как трачу свои деньги? Иными словами, журналистская братия, зная о моем угрюмом
характере, справедливо меня недолюбливала.
Я поднялся из кресла и, сделав шаг ей навстречу, протянул руку; она подала мне свою, такую теплую,
мягкую и удивительно узкую. Я приподнял ее ладонь к своему лицу и слегка коснулся губами шелковистого
запястья. В ту же секунду напряжение исчезло с лица девушки, и ее улыбка приобрела естественность, а в
глазах неожиданно промелькнули заигрывающие чертики.
– Добрый день, мистер Харт! У вас очень красивый дом, – низким волнующим меццо-сопрано
прощебетала журналистка.
– Добрый день, мисс Новак. Благодарю.
Я жестом