которого нам еще предстоит отрыть из таинственных глубин? Поскольку Ким обладает неоспоримым достоинством – умением превосходно слушать, то я начал с себя.
28 июля
Итак, я. Если попробовать развернуть время вспять до одного канувшего в вечность мгновения лета 1989 года, когда по воле судьбы встретились две половые клетки и, повинуясь строгим законам природы, слились воедино, то выяснилось бы (возможно, кое для кого это стало бы неприятным сюрпризом), насколько случайным и неосмысленным может быть момент зарождения жизни. Я должен благодарить свою мать, которая по-детски откровенно выложила мне свою историю во всей ее неприглядной тривиальности. 18-летней пярнуской девчонкой только закончившей школу, на бурной вечеринке абитуриентов она просто- напросто переспала с тремя одноклассниками подряд. Этим ее воспоминания о самой главной ночи в моей жизни, к сожалению, и ограничились. Через девять месяцев появился я. На радость, прежде всего, родителям матери, которые вследствие необычайной незлобивости (подозреваю, что генетической), не считали, как и моя мать, установление отцовства делом важным. Ребенок, я, то есть, так и остался безотцовщиной. Испытывали по этому поводу получившие удовлетворение одноклассники радость или облегчение, или еще какое чувство, никого, судя по всему, не интересовало. Одним словом, был праздник, было веселье и теперь есть я с наполовину незащищенными авторскими правами.
Камни в фундамент моей жизни закладывались под добрым и ласковым взором бабушки и дедушки. Мама уехала в столицу учиться, откуда почти каждые выходные приезжала автобусом, чтобы погладить меня по головке, а в воскресенье последним рейсом уехать обратно.
Я терпеливо ходил в детсад, учил буквы и цифры, а также усваивал то удивительно легкое отношение к жизни, которое ежесекундно излучали оба моих предка. Эти двое словно бы родились с улыбкой на устах, с безмятежным взглядом, обласкивающим всех, кто попадал в поле их зрения. Ни разу в жизни я не слышал, чтобы они повысили голос – ни на меня, ни на мать, ни на постороннего, а тем более друг на друга. Очень скоро в моем детском сознании возникло понимание того, что в этом смысле они особенные, будто с другой планеты. У них был один ребенок – моя мама – и один внук – я. При такой жалкой статистике, на которую истинный эстонец лишь фыркнет с презрением, эти двое были счастливейшей в мире парой. Подумать только, у них ребенок, и у ребенка ребенок. Какая минималистская благодать.
Маленькому мальчику было позволено все, запреты высказывались в такой тактичной форме, что воспринимались, скорее, как дружеские советы более опытных людей. Будучи городским ребенком, я познавал город. Деревню, с которой мы почти не соприкасались, намного меньше. Оба, как бабушка, так и дедушка – пярнусцы в бог знает каком поколении – знали, как себя вести на пляже и в театре, знали, где находится лавка, а где сапожная мастерская или парикмахерская. Мама продвинулась дальше. Сделала все от себя зависящее, чтобы унаследованный